Как дневник. Рассказы учительницы. Марина Аромштам

твердо, громко, авторитетно внушала нам математичка. – Либо вы начинаете с разбора условия: «О чем говорится в задаче?», либо с вопроса: «Можно ли сразу ответить на этот вопрос?» Экбер! Приведите примеры.

      Илюша вставал и начинал заикаться:

      – Но, я думаю… Вдруг кто-нибудь сразу решит… Бывает, что дети вдруг сразу знают ответ. И тогда как-то глупо… Может, не стоит так ограничивать варианты взаимодействия…

      Математичка смотрела холодно и отстраненно. Она заранее знала: этот Экбер не в состоянии активизивировать «мыследеятельность» первоклассников. И он еще собирается стать учителем! Но сразу математичка никогда не отступала. В конце концов это прямой преподавательский долг – активизировать мыследеятельность Экбера:

      – Я прошу вас говорить языком науки методики.

      В этот момент Илюша вдруг посмотрел на меня. Я не знаю, что он увидел: наверное, мне было весело. Не настолько, как остальным. Но все-таки весело. Хоть какое-то разнообразие после нуднейшей лекции про сине-зеленые водоросли.

      Илюша вдруг побледнел, как висельник перед казнью, и сказал:

      – Понимаете, я не считаю, что методика – это наука.

      В аудитории замерли.

      – Видите ли, – попытался он смягчить впечатление, – я полагаю, методика все-таки ближе к искусству: разные дети – разные объяснения. А такая вот жесткость, такое единообразие… Вряд ли тут можно все наперед рассчитать. Это плохо совместимо с искусством… Вряд ли мы сможем понять суть картин Модильяни с помощью циркуля и линейки.

      Взгляд математички никогда теплотой не лучился, теперь же ее глаза сделались ледяными, губы плотно сжались. Превратились в прямую линию. В несгибаемую линейку с меленькими насечками. Этой линейкой математичка, без всяких сомнений, собиралась измерить жизнеспособность Экбера.

      Потому что до сессии оставалось чуть меньше месяца. До нашей последней сессии перед госэкзаменами.

      Иными словами, я оценила.

      Прямо признаюсь: Илюша меня поразил. И моя мыследеятельность явно активизировалась.

      Но отношений так и не получилось.

      Деление с остатком

      – Все, с меня хватит! Иди на последнюю парту. (Это мне, практикантке.) И никаких тебе больше уроков! До контрольной неделя. Устроила тут дом отдыха.

      (Дальше – детям.)

      Всем встать!

      Сесть!

      Смотреть на доску.

      Пишу: 22 разделить на 3.

      Ты! Вот ты! Отвечай! Быстро! Сколько? Считай, я говорю! Что молчишь? Я тебя спрашиваю или нет? Не знаешь? Стой. Распустила нюни!

      Ишь, обрадовались! Добренькую прислали. «Пусть она будет подольше!» Я покажу вам «добренькую». Я вам покажу «подольше».

      Теперь ты! Поднимайся. Ответ знаешь? Что застыл? Я тебя спрашиваю или нет? А ну смотри на доску! Будешь считать или нет? 22 разделить на 3. Что, тоже язык отсох?

      Это нечестно, нечестно! Она не дает им подумать.

      – А ну, давай, поднимайся! 22 разделить на 3. Быстро! Ответ! Не знаешь.

      Теперь ты. Ответ! Молчишь? Стой со всеми.

      Плачут