Последний трамвай. Дмитрий Зотиков

и оттуда попадал в прихожую. В прихожей была остановка "По требованию", но трамвай всегда проходил мимо нее даже не притормозив. Затем трамвай внезапно исчезал между вешалкой и полкой для обуви. Иногда я просыпалась, когда трамвай шел мимо моей кровати и с интересом разглядывала пассажиров. А они разглядывали меня и приветственно махали руками. Потом я чистила зубы, делала гимнастику, и мама звала меня завтракать.

      Но однажды произошло невероятное. Трамвай внезапно остановился в прихожей и с него сошла старая дама. Она была в пышной юбке и шляпе с широкими полями. В руке дама держала зонтик от солнца. Дама прошла на кухню и присела на табурет.

      – Мама, – сказала моя мама и заплакала.

      Это была моя бабушка. Она попросила чаю и долго с интересом разглядывала меня.

      – Вся в деда Степана, – сказал бабушка, а потом добавила, – Завтра будет война.

      – И что же нам делать, – спросила мама, вытирая руки о фартук.

      – Уезжать, – твердо сказала бабушка, поджав тонкие губы. – Немедленно уезжать.

      – Но как, – спросила мама.

      – На трамвае, – ответила бабушка и исчезла. А мама пошла собирать вещи. И потом мы пошли с ней на остановку в прихожую. И долго-долго ждали трамвая. А когда он подошел, то мама помахала ему рукой и трамвай остановился. Мы зашли в него. Пассажиров было немного, и они все спали. Или делали вид, что спят.

      – Вам докуда, гражданка, – спросила маму кондуктор.

      – До конечной, – ответила мам и протянула кондуктору деньги. – Два билета, пожалуйста. Один взрослый и один детский.

      Кондуктор оторвала билеты и сказала:

      – Вам повезло. Это последний трамвай.

      Вагоновожатая в это время вышла из трамвая в прихожую и перевела маленьким ломиком стрелку. И мы поехали совсем в другом направлении. А сзади шли фашистские танки и стреляли по нам. И летели их самолеты и тоже стреляли по нам. А мама прижимала меня к себе и шептала:

      – Все будет хорошо, все будет хорошо.

      А потом наш трамвай взлетел и превратился в самолет. А потом он сел на воду и стал кораблем. А потом мы оказались в маленьком городке, в котором все ходили в тюбетейках и говорили про нас, что мы из Ленинграда и угощали лепешками и еще чем-то вкусным похожим на изюм.

      С тех пор прошло много лет. Я давно выросла, и сама стала мамой и бабушкой. И до сих пор люблю ездить на самом последнем трамвае, который идет в депо. И мне все время кажется, что рядом со мной сидят мои мама и бабушка. И я им говорю:

      "Все будет хорошо, все будет хорошо"…

      Елена Сергеевна

      – Так, дети, подводим итоги по сочинению "Кем бы я был на той войне". В целом, все справились. Вадик Жуков написал, что хотел бы быть среди 28 панфиловцев и остановить немцев под Москвой. Света Павлова готова повторить подвиг Зои Космодемьянской и поджечь немецкий штаб. Витя Королев мог бы воевать как наш ас Покрышкин и сбивать немецкие самолеты.

      – И получить за это трижды героя, – выкрикнул с задней парты мальчик с прической под панка.

      – Об этом писать не надо., – строго сказала учительница. – Надо быть скромнее. Хватит с тебя и медали "За отвагу".

      Класс захихикал.

      – Тише, тише, дети. Алик Кошкин восхищен подвигом Александра Матросова и тоже мог бы лечь на амбразуру вражеского дота. А вот Оля Кривницкая… Вроде бы хорошее сочинение. Оля хотела бы быть медсестрой и помогать нашим раненым бойцам. Но почему в тылу, Оля? Встань и объясни классу.

      С первой парты поднялась худенькая девочка с косичками.

      – Елена Сергеевна, мне страшно на войне. А помочь нашим солдатам хочется. Ведь на войне можно умереть?

      – Конечно, можно. На то она и война. Но у нас весь класс готов умереть за Родину, а одна Кривницкая нет. Давай, я верну сочинение и ты исправишь тыл на передовую. И еще добавишь, что хотела бы вытаскивать наших бойцов после атаки.

      – Елена Сергеевна, но вы же сами говорили, что высшая ценность – это наша жизнь.

      – Да, но не во время войны. Когда Родина в опасности каждый из нас должен быть готов отдать свою жизнь за нее.

      – Но ведь в сочинении это сделать легко. А в реальной жизни?

      – В реальной жизни нам надо отчитаться перед департаментом образования о проведенном конкурсе сочинений, – сказала учительница нервно грызя при этом ручку. – А ты, Кривницкая, сейчас можешь подвести свой класс и снизить среднюю оценку. Тебе что жалко исправить две строчки ради свои друзей?

      – Но ведь это же получится вранье, Елена Сергеевна, – ответила учительнице девочка с косичками. – А вы сами учили, что врать нехорошо.

      Лицо учительницы покраснела и она внезапно вспомнила про последние выборы. Когда завуч попросила ее положить в урну несколько лишних бюллетеней.

      – Понимаешь, Оля, иногда обстоятельства требуют немного даже не соврать. А приукрасить.

      – Елена Сергеевна, а давайте Кривницкая оставит все как есть, – сказал мальчик с прической панка. – Она ведь не