Сибирская любовь. Книга 1. Лед и пламя. Екатерина Мурашова

Самого Сергея Алексеевича Дубравина отыскать покуда не удалось, но есть обнадеживающие сведения, которые надобно будет проверить. Вера этим обязательно займется, потому что уж пообещала барышне и обмануть ее надежды никак не может. Тем более речь о сердечных делах. Не гневалась ли барыня, не искала ли запропавшую Веру?

      Всю следующую неделю Вера регулярно отлучалась из квартиры и приносила все новую информацию. Знакомый солдат обещал узнать о Дубравине среди квартирующих неподалеку военных. Один из офицеров признал Дубравина по описанию и подтвердил, что тот и вправду живет на Подольской улице. Консьержка из доходного дома сказала, что видела Сергея Алексеевича в прошлый понедельник. Кухарка расспросила своего друга-истопника, который слышал, как камердинер Сергея Алексеевича говорил, будто они с хозяином уезжают к однокашнику хозяина в имение. Ненадолго, на несколько дней. Скоро, пожалуй, должны уж вернуться.

      – Что… что ж ты делаешь-то?! Нешто у басурман научилась?

      Вера вытянулась на узкой лежанке, застеленной суконным пледом, всунула гибкие пальцы в густую поросль на груди Никанора, играя, потянула вверх. При взгляде сбоку поросль напомнила ей полегшую под ветром зрелую пшеницу. Сказать? «Не буду говорить, не поймет, неотесан. Насторожится еще», – лениво подумала Вера.

      – Отчего ж у басурман? Французское. Они, как и мы, в Христа веруют…

      – Неправильно они веруют, не по-нашему, – наставительно возразил Никанор, приподнявшись на локте и пристально разглядывая Веру. Вера потянулась под его взглядом, Никанор облизнулся и моргнул, но все-таки продолжил свою мысль: – Правильную веру только греки соблюдают и еще армяшки… О-о!.. Голуба моя, сколько ж хранцузы всякого непотребства придумали!

      – Неужто не нравится?

      – По нраву, голуба, по нраву… Срамно только… О-о!..

      Потом Вера положила голову Никанору на грудь, так, чтоб он не мог видеть ее лица, и, поглаживая пальцем его большую загрубевшую ладонь, спросила как могла безразличнее:

      – А что, барин твой… богат ли? Знатен?

      – Про знатность не ведаю, я у него всего второй год на службе, и разговоров мы про то не ведем, а вот при деньгах – это точно. Жалованье мне ни разу пока не задерживал. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Прежние-то господа, бывало… Вот Карл Сигизмундович, одно слово – немчура, хоть и дворянского звания…

      Однако Вера не была расположена слушать рассказы Никанора о прежних хозяевах.

      – А что же он, деньги-то с имения получает? Или служит где? Или, может, игрок?

      – Ни-ни! – возмутился Никанор. – Нету этого и никогда не было. Играет в гостях, как все молодые люди, но больше на проигрыши жалуется. Хартуна, говорит, меня не любит. Ты не знаешь, Хартуна – это что?

      – Фортуна, наверное. Богиня удачи у греков.

      – Ну вот, расстроила ты меня. Я думал, греки – наши братья по вере, а теперь у них какая-то Хартуна завелась.

      – Никанорушка, лада, что тебе до греков? – рассмеялась Вера, целуя мужчину в ладонь.

      – Братство