Американская история. Анатолий Тосс

краситься можно? – крикнула я в ответ.

      – Обязательно, – откликнулся он. – Только быстро, а то мы действительно опоздаем.

      – Ну, вот где я все компенсирую, – сказала я себе, подходя к зеркалу.

      Когда я вышла из ванной, одетая и накрашенная, я встретила теперь уже его изумленный и оттого еще более лучистый взгляд, и он сказал почти серьезно:

      – Может, действительно никуда не поедем?

      – Нет, – ответила я решительно, – у тебя был шанс, ты его упустил. Теперь я хочу на бал.

      Мы спустились вниз, и Марк открыл ключом низенькую дверцу «Порше».

      – Это твоя машина? – почти выкрикнула я, делая ударение на каждом слове.

      Он опять смущенно улыбнулся, как тогда, когда зашел в мою квартиру.

      – Так ты, оказывается, буржуеныш, – сказала я и поняла, что прозвучала не так задорно, как я хотела того. – Вообще я про тебя ничего не знаю. Ты кто? Неаполитанский принц, который инкогнито соблазняет молоденьких девочек?

      – А что, если принц, ты меня больше любить будешь? – неуклюже увернулся он от моего проницательного вопроса.

      – Я всегда говорила, что принцы самые закомплексованные люди на свете. – Я выдержала небольшую паузу. – После принцесс, конечно.

      Я вдруг подумала, что ведь на самом деле про него ничего не знаю. Ни что он делает, ни чем зарабатывает. «Но, – одернула я себя, – какое это, в конце концов, имеет значение?»

      Мы проехали минут десять молча.

      – Я хотела поговорить с тобой, – наконец сказала я.

      Я действительно собиралась начать этот разговор в первый удачный момент.

      – Помнишь, мы говорили о моей учебе. Ну, о том, что она мне неинтересна?

      Он кивнул головой.

      – Я, как и обещала, думала об этом и решила, что, наверное, в чем-то ты прав.

      Он улыбнулся, то ли тому, что я думала, как он и просил, то ли тому, что он прав.

      – Но вот что меня смущает и что я хотела спросить. Смотри. – Я говорила медленно, как часто говорил он сам, осторожно подбирая слова. – Допустим, ты прав и мне не надо заниматься тем, чем мне не нравится, но смотри, сейчас я уверена, что, когда закончу, я смогу найти работу и зарабатывать. А есть куча профессий, которые, – я замялась, – для души, что ли, но для которых нет работы.

      – Конечно, ты права. – Он согласился сразу, как бы не раздумывая. – На некоторые специальности спрос больше, да и оплачиваются они лучше, чем другие. Однако здесь есть хитрость, не такая уж, впрочем, хитрая. Заключается она в том, что человек, который очень хорош в малооплачиваемой работе, в большей мере востребован и, соответственно, зарабатывает больше, и иногда значительно больше, чем человек, который слаб в своей высокооплачиваемой профессии.

      Голос его снова звучал поучительно, как будто он читал лекцию перед подростками, выбирающими тернистую дорогу в жизнь. Но почему-то это не раздражало меня так, как во время нашего предыдущего разговора.

      – Сейчас я тебе скажу нечто, что не является социально корректным утверждением и что не очень пропагандируется перед