Проклятие египетской жрицы. Дмитрий Григорьев

каждый! Брал, я спрашиваю? По уходу за матерью, по-моему? Брал?

      – Брал, брал! Ну, ты же понимаешь, что «уход за матерью» был официальный отмаз.

      – Тогда зачем?!

      – Это засекреченная информация! – я приложил палец к губам и потыкал им в потолок.

      Ну, в самом деле, не рассказывать же ей, что нам с матерью попросту было не прожить на ее пенсию и мою стипендию, и что я уходил в леса водить своих финнов по Карелии.

      – Мели, Емеля, твоя неделя! – отмахнулась Маришка. – Ну и какой ты после этого молоденький? – закончила она свои подсчеты. – А теперь посмотри на Игнатика.

      «Интересно, с каких это пор наш новый ассистент стал для нее Игнатиком?» – Что-то похожее на ревность шевельнулось в груди.

      – В университет прямо со школьной скамьи, в армии не служил, к нам сразу после госэкзаменов! – безжалостно крушила меня Маришка. – Да у него еще юношеские прыщи не прошли!

      – Последним аргументом ты меня добила! – я поднял вверх руки и рассмеялся.

      Мне действительно стало смешно. На этом свидании мы оба преследовали свои личные цели, которые не имели ничего общего с чьими-то прыщами. Откуда мне было знать, что в прыщах нашего нового ассистента и кроются все мои проблемы!

      После экскурса в наши с Игнатиком биографии моя собеседница взяла перерыв. Мы допили остатки вина уже без разбавления кока-колой. Мне было лень шевелиться, а Маришку, похоже, переполняла энергия, и она с завидной легкостью перепорхнула ко мне на лавку. Отодвигаться было тоже лень да и некуда, и ее обширное тело прижало меня к стенке кабинки. Его жар мешал думать.

      – Ну, ладно, Белку потянуло на юнцов, а им-то она зачем? – на полуавтомате спросил я.

      – Мозг включи!

      Я попытался и с удивлением обнаружил, что включать нечего! Мои мозги плавно стекали вниз, перемещаясь из одной головы в другую. Я уже смотрел не Маришку совсем другими глазами.

      «Действительно Пышка! Как я теперь понимаю Мопассана и его прусского офицера, отпустившего пленных за одну ночь с такой вот «Пышкой»!

      Я плотоядно смотрел на обтянутые черными колготками колени Маришки и не мог вымолвить ни слова. Во рту пересохло, язык прилип к небу. Она обняла меня одной рукой, слегка тряхнула и привлекла к себе.

      – Ты весь в себе, а пора бы уже побывать и в других! – жарко прошептала она прямо мне в ухо. – Во мне, например!

      Я продолжал молчать. Остатки мозга с трудом обрабатывали услышанное.

      – Сейчас расплачу́сь – и ко мне! – наконец родил я.

      – Я тебе сейчас расплачу́сь! – она потянулась через стол за своей сумкой. – А то я не знаю, как ты живешь на свою аспирантскую стипендию.

      Край юбки потянулся вслед за ней, и я увидел, что на ней были вовсе не колготки, а чулки с ажурной резинкой. Я обхватил ее ноги чуть выше колен и приглушенно закричал, как в кино:

      – Не бойся вывалиться-я-я! Я держу тебя-я-я!

      Она расхохоталась. Ее упитанный зад заходил волнами, угрожая захлестнуть меня с головой.

      Раскрасневшаяся