Фехтмейстер. Владимир Свержин

никто сказать не может, трое неизвестных, воспользовавшись тем, что кухарка Дарья Гаврилова, из петроградских мещан, выходила черным ходом во двор, ворвались в квартиру венгерской дворянки Эстер Лаис, по паспорту – Лаис Эстерхази, именуемой здесь также Ларисой Львовной, и, под угрозой расправы заперев прислугу в одной из комнат, принялись грабить апартаменты вышеозначенной госпожи Эстер. В это же время дворецкий вышеозначенной госпожи, Конрад Шультце, из петроградских почетных граждан, смог, пробравшись через окно на балкон, проникнуть в рыцарскую залу и, сорвавши со стены висевшую там алебарду, набросился на разбойников. По его словам, двоих из трех он ранил, о чем свидетельствует кровь на алебарде, полу и ступенях лестницы. Вследствие чего разбойники, утеряв на месте преступления кинжал, обратились в бегство. Вот, пожалуйста, кинжал. – Вышеславцев оглянулся и рукой, затянутой в нитяную перчатку, взял со стола оружие с широким лезвием и рукоятью из темного дерева. – Вот, в общих словах, и все.

      Он повертел обнаруженное на месте преступления оружие перед глазами Лаис. Та смотрела на него, не отрываясь, чувствуя, как холодеет у нее внутри, точно вдруг студеная зима Петрограда поселилась в ее пылкой душе.

      – Налетчики, вероятно, полагали, что коль скоро вы не российская подданная, то это разбойное нападение сойдет им с рук. Но закон для нас превыше всего! А теперь, сударыня, я прошу вас внимательно посмотреть, что из вещей и драгоценностей было похищено. Что с вами, Лариса Львовна?! Вам плохо?

      Глава 4

      Золотая рыбка на сковородке выполняет куда больше желаний, чем в синем море.

Жак-Ив Кусто

      Чуть свет в квартиру Лунева на Садовой явился сотник Холост с сообщением, что нынче же там будет установлен телефон, а в здании Главного штаба для его высокоблагородия и его группы уже выделен кабинет. Как утверждал атаманец, для этого пришлось выслать на фронт одного полного генерала, и кабинет был бы готов еще ранее, когда б не одна загвоздка – подыскать место в действующей армии, где бы оный военачальник причинил наименьший вред. Так что после утреннего чая пятиметровый «делоне-бельвилль», посреди бела дня сияя всеми тремя включенными фарами, промчал по Невскому и остановился у самой арки штаба аккурат перед решеткой высоких чугунных ворот. Из окон нового кабинета виделась знаменитая колонна и панорама Зимнего дворца – главной резиденции государя, в которой, как говаривали, он не появлялся с того рокового сентябрьского дня, когда выступал с балкона перед охваченной всеобщим яростным порывом толпой.

      – «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», – пробормотал Лунев, глядя на маячивший за окном Александрийский столп. Великая победа над грозным Бонапартом казалась сейчас далекой и едва ли не баснословной. А ведь и всего-то сто лет прошло. Занятно, какие-то у этой войны памятники будут? Но полноте! Платон Аристархович резко повернулся и отошел от окна. – К делу! Итак – заговор!

      Если неустановленный покуда Фехтмейстер не блефует, в авантюру втянуты некоторые