Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери». Лео Перуц

он решился выпустить руку Дины и подошел ко мне.

      – Кажется, мы с вами знакомы, господин виртуоз.

      – Меня зовут барон фон Пош, – сказал я очень спокойно и очень вежливо.

      Кашалот понял намек и извинился, сказав, что не расслышал, как это водится, моей фамилии, когда нас познакомили. У него была странная манера речи – он как-то выталкивал слова изо рта и живо напомнил мне этим своего двойника, выпускающего водяную струю из ноздри.

      – Но ведь вы меня помните, надеюсь? – спросил он.

      – Нет, очень сожалею.

      – Если не ошибаюсь, мы пять недель тому назад…

      – Мне кажется, вы ошибаетесь, – сказал я, – пять недель тому назад я путешествовал…

      – Совершенно верно, вы путешествовали по Норвегии. И мы на пути из Христиании в Берген четыре часа сидели друг против друга. Вспоминаете?

      Он помешивает ложечкой в чашке чаю, которую поставила перед ним Дина. Его последние слова она расслышала и говорит, с любопытством глядя на нас обоих:

      – Ах, так вы уже раньше были знакомы?

      Кашалот самодовольно и бесшумно смеется и говорит, обратившись к Дине:

      – Как же! Но господин барон был во время плавания так же необщителен, как сегодня.

      – Весьма возможно, – ответил я. – К сожалению, такова моя привычка, я не особенно люблю дорожные знакомства.

      И этим инцидент был для меня исчерпан, но не для кашалота.

      Ойген Бишоф заговорил об изумительной памяти на лица, которую только что еще раз доказал инженер. Ойген Бишоф всегда готов наделять своих друзей всевозможными дарованиями и выдающимися качествами.

      – Полно, что вы, – говорит инженер, похлебывая чай. – В этом случае никакой особенной памяти я не показал. Правда, лицо у господина барона как у тысячи других людей, – вы меня простите, барон, но положительно удивляться надо, до чего вы похожи на множество других людей, – но зато у вашей английской трубки физиономия, несомненно, характерная. По ней-то я вас сразу и узнал.

      Я нахожу, что его шутки довольно плоски и что он несколько не в меру занят моею особою. Решительно не понимаю, чем заслужил я такую честь.

      – Ну, Ойген, рассказывай теперь ты, душа моя, – восклицает кашалот громко и бесцеремонно. – У тебя был, читал я, большой успех в Берлине, все газеты ведь только о тебе и говорили. А как у тебя идет дело с королем Ричардом? Подвигается оно?

      – Не будем ли мы дальше играть? – предлагаю я.

      Кашалот сделал преувеличенно испуганный, извинительный жест.

      – Вы еще не кончили? Ах, ради бога, простите. Право же, я думал… Я ведь совсем немузыкален.

      – Это отнюдь не ускользнуло от моего внимания, – уверил я его с чрезвычайно любезным выражением лица.

      Он делает вид, будто не расслышал этого замечания. Садится, вытягивает ноги, берет несколько фотографий со стола и углубляется в созерцание карточки, на которой Ойген Бишоф представлен в костюме какого-то шекспировского