Та еще семейка. Алексей Макеев

издали загрохотала клубящаяся тьма, с невероятной быстротой распространяясь по всему щукинско-строгинскому региону. Следом за белым зигзагом молнии хлестко шарахнуло. Саданул по темно-зеленой листве, рванул провода трамвайных линий, замордовал рекламные стенды могучий порыв ветра, и сплошной стеклянной пенящейся стеной хлынул ливень. «Ура! – прокричал внутри Всеволода Васильевича голос. – Отмоемся! Все будет в ажуре! Кири-куку! Вот вам. Не докопаетесь, природа за меня. Я не виноват, не виноват!» И, сидя у открытого трамвайного окна, промокая и прикрывшись ладонью от чьего-либо постороннего взгляда, Слепаков под раскаты июльской грозы заплакал.

      Возвращался он на метро, нарочно пересаживаясь, приехал домой часа через три с половиной.

      – Боже мой! – вскричала жена при виде мокрого до нитки Всеволода Васильевича. – Под самую грозу попал, бедный ты мой! Где же тебя носило, сердечный ты мой?

      – Да ладно тебе, Зина… – буркнул Слепаков, переодеваясь в сухую одежду. – Ездил тут на распродажу электродеталей, посмотреть кое-чего хотел. – Слепаков вел себя с наигранным равнодушием, с внешними признаками обыкновенной усталости, вяло поел.

      – Может, водочки выпьешь? – шепнула жена и понимающе нежно улыбнулась.

      – Нет, не надо водки, – воспротивился Слепаков, что не очень-то было на него похоже. – Чаю горячего. Пойди, пойди вскипяти.

      Он медленно выпил чашку чая. Улучив момент, тайно проглотил две таблетки феназепама и пошел спать. Лежал с похоронным выражением на лице. Тело постепенно начало теплеть, расслабляться. Последними подконтрольными мыслями были: «Что я сделал! И откуда это «кири-куку, царствуй, лежа на боку»? С чего это вдруг прицепилось? Пословица, что ли, какая-то?» Так и не сделав окончательного вывода, Всеволод Васильевич провалился в тягостный сон.

      Последующие дни невольный преступник все-таки суеверно ждал для себя неприятностей – и дождался.

      Часов в одиннадцать утра прозвучал требовательный телефонный звонок. «Меня. Они», – внутренне поджимаясь и готовясь к борьбе за свободу, определил Слепаков. Снял трубку, нахмурясь и стиснув челюсти. Приятный мужской голос бодро спросил:

      – Слепаков Всеволод Васильевич?

      – Да, это я, – с натужным достоинством пожилого заслуженного человека подтвердил Слепаков.

      – Вас беспокоит старший оперуполномоченный по уголовным делам капитан Маслаченко.

      – Слушаю, – после паузы якобы недоуменно произнес Всеволод Васильевич.

      – Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

      – Мне? Вопросы? – старательно удивился Слепаков. – По какому поводу?

      – Не могли бы вы подойти к четырнадцати часам в управление… Знаете где?

      – Да, конечно.

      – Второй этаж. Комната одиннадцать. – Трубка цокнула, замолчала, пошли гудки.

      Возле Управления МВД тесно, вдоль и поперек стояли запыленные многочисленные «Жигули», несколько