Трансцендентная сингулярность души (сборник). Николай Векшин

зад, и самодовольно усмехаешься. А у подножья Парнаса тебе рукоплещут те, на кого ты справляешь свою литературную нужду. Я не удивлюсь, если тебя вскорости выдвинут на Нобелевскую премию за современный пост-гуманизм. В принципе, ты достоин даже лаврового венка (терновый тебе будет не к лицу).

      Твой стиль столь раскован, ироничен и образен, что ему позавидовал бы сам Мастер с большой буквы – М. Булгаков. Да что там Булгаков! Ты переплюнул даже В. Набокова. Не только в том смысле, что не хуже него владеешь изощрённым образным словом, но и в том, что умеешь плевать дальше и метче. Интеллигент Набоков плевал редко и не слишком точно. К примеру, харкнул он в Н. Чернышевского, а попал в своего обожаемого папу, которого изо всех сил старался одеть словесами в белоснежные ангельские одежды.

      Впрочем, не буду тут отвлекаться на горячо любимого обоими нами русско-американского классика. Давай лучше поговорим о тебе, вернее – о твоих произведениях, не переходя на личности.

      Твоё искусство едко-пародийной слюно-ядовитой п(е)левальности это нечто! Твой черный юмор сделал бы честь таким королям жанра как О'Генри и М. Зощенко, мастерски высмеивавших мещанский дебилизм и бизнес-снобизм. А твоё умение лепить мистику из реальности вообще выше всех похвал, которые я мог бы придумать. Даже Кафка не сумел бы выковырять из глубин своего тараканно-шизофренического мозга столь убедительных фантасмогорических мистерий, как ты.

      Когда я читал твой шедевр «Смерть насекомых», то восхищался легкостью слога, динамичностью сюжета и реалистическо-символическим мистицизмом. Вместе с тем, в моей душе, на самом донышке, после прочтения осталось, помимо прочего, неприятное чувство, что в неё малость наср@ли. Извини за грубоватое словцо, но ведь ты сам его кое-где употреблял, причём, в натуральном виде. Все эти твои скарабеи, мухи и комары, пока я про них читал, накакали мне в душу незаметно, дружно и умело.

      Сходное ощущение оставалось во мне после многих твоих опусов. К примеру, в «Хрустальном кубе» два юнкера, нюхающие кокаин, лениво останавливают Ленина, стремящегося попасть в Смольный. И этот Ленин, не названный тобой Лениным, но охарактеризованный картавостью и бородкой, вызывает омерзение. Собственно, ты к этому и стремился: показать Ленина отвратительным, беспардонным и лживым. Более того, из ряда «фактов» (в кавычках, ибо ты всегда легко выдумываешь нужные «факты» в угоду своим фантазиям) следует, что Ленин – убийца и грабитель, безжалостно кокнувший самолично на промозглых улочках Петрограда нескольких добропорядочных людей. И не возражай мне, что это – всего лишь наглядная аллегория. Это – ложь. И она не перестаёт быть ложью от того, что ты придал ей фельетонно-гротескный вид. Шокировать читателя неимоверным враньём – вот верный путь к оглушительному литературному успеху. Ты потрясающе убедительный мистификатор. Вместе с тем, твоя ирония и юмор по поводу настырного упорства проникновения Ленина сквозь кордон весьма удачны, особенно – когда пивные бутылки в ящике дзынкнули картаво. Почему П. Е. Левин, шутя, щёлкнул