Перекличка Камен. Филологические этюды. Андрей Ранчин

неложно говорящий

      О широте хозяйских вкусов.

      Графин, настоянный на мухах,

      Избегших злой и меткой пули.

      Да кучки пепла на коврах.

      «Имею надобность большую

      Купить крестьян, поболе мертвых», –

      Без предисловий, сей же час

      Раскрыл свой замысел приезжий.

      Они сошлись. Волна и камень,

      Стихи и проза, лед и пламень

      Не столь различны меж собой,

      Как названная гостем плата

      И как хозяйская цена

      Несхожи были поначалу.

      Хозяину все было ново:

      Он согласительное слово

      В устах старался удержать

      И думал: глупо мне мешать

      Чужой фантазией разжиться.

      Но наконец торг был окончен,

      И гость спросил: «Кто б мог заверить

      Доку́мент на сию покупку?»

      (Хозяин, сибарит роскошный,

      Поехать в город отказался.)

      Хозяин же ответом медлил.

      Пришелец вновь спросил: «А нет ли

      У вас приятеля младого,

      Что б мог заверить договор?»

      Тут продавец немного ожил.

      В глазах его, как сахар сладких,

      Блеснули слезы, а из носа

      Уж капля жирная скользнула,

      И, как огнем обожжена,

      Упала на скамью она.

      Он говорил темно и вяло,

      Помещик в стеганом халате.

      «Был друг, и звался он Евгений

      Онегин, добрый мой приятель.

      Да жаль его. Сражен свинцом.

      Приют его угрюм и тесен,

      И на устах его печать».

      Несчастный Павл Иваныч молча

      Смотрел в окно в раздумьи тяжком,

      И на челе его высоком

      Не отразилось ничего.

      Он увлечен был живо дракой

      Козла с дворовою собакой.

      Стояла осень на дворе.

      Зимы, зимы ждала природа

      (Снег выпал только лишь в июле,

      На третье в ночь.)

      «Уж не дурак ли полный он?» –

      Так про себя они спросили, –

      Но молвить не решились слово

      Поносное о друге друг.

      Рассказчик не спеша продолжил,

      Хотя речистым он и не был:

      «Любил и я в младые годы.

      Итак, она звалася Ольгой.

      Она была моей невестой.

      Евгений же моим был другом.

      Он пригласил ее на танец.

      Она – о Боже! – согласилась[134].

      Не в силах был я снесть удара.

      Вот пистолеты уж блеснули,

      Гремит о шомпол молоток.

      В граненый ствол уходят пули.

      И щелкнул в первый раз курок.

      Свой пистолет тогда Евгений,

      Не преставая наступать,

      Стал первый тихо подымать.

      Вот пять шагов еще ступили…

      Пустое сердце билось ровно.

      В руке не дрогнул пистолет.

      Я первый выстрелил… Пробили

      Часы урочные: поэт

      Роняет, молча, пистолет.

      Убит, к чему теперь рыданья!

      И он убит, и взят могилой,

      Воспетый мною с чудной силой…»

      «Простите, кто, какой поэт!?» –

      Гость вопросил в недоуменьи.

      «Как,

134

Вариант: И я тогда его убил.