Нежное имя мечты. Галия Мавлютова

зачем звонить? Я сама приду, – весело сообщила я. – Ни к чему вам беспокоиться. Я расторопная.

      – Вижу-вижу, – сухо кивнула мне она. – Мы вам позвоним и пригласим на собеседование. Учтите, вакансия еще долго не освободится. Нужно ждать. Долго ждать.

      Старосельская настойчиво избавлялась от меня, пытаясь соблюдать приличия в столь неприличном занятии.

      – Но меня же Витя Лупенков привел, – настаивала я.

      Сам Рогачев сказал мне, что Витя держит многочисленные магазины и лавки в Доме творчества, арендует помещение, администрация впрямую зависит от Витиных барышей. Сектанты не могут пойти против Витиных протеже.

      – Витя не предупредил меня, не согласовал со мной, – Старосельская просто задохнулась от гнева, – мы не принимаем в штат людей со стороны. У вас есть рекомендации?

      Она хватала воздух ртом, что означало: Лупенков – сволочь. Первая сволочь в нашем городе. Он посмел привести в тайную организацию работницу почти что с улицы без согласования с высоким лицом.

      – Никаких проблем, зачем какие-то рекомендации, ведь мы уже познакомились… – Я радостно ощерилась, дескать, счастье-то какое, жили-жили в одном городе, почти бок о бок, и знать ничего не знали друг о дружке, и вот, судьба вдруг нас свела, теперь мы знакомы. Будем дружить домами, семьями, на дачу друг к дружке ездить, шашлыки коптить.

      – У нас так не принято, – она глотнула очередную порцию затхлого воздуха. – До свидания.

      – До свидания, – растерянно повторила я вслед за ней.

      Я не знала, что делать дальше, как поступить в столь унизительной ситуации. Хлопнуть ли дверью или стукнуть кулаком по столу? Со мной происходило что-то невообразимое первый раз в жизни. Сначала я даже не понимала, что меня выставляют за дверь без объяснений. Выставляют, и все. Конец абзаца. Начало второго раунда. Затем все-таки поняла, что меня вытуривают из секты, выгоняют. Стыд и срам. Я вежливо улыбнулась женщине-пророку и молча вышла за дверь, осторожно притворила створки, чтобы не стукнуть нечаянно. Не стукнула. Притворила. Вышла на Невский проспект. Заплакала. Вытерла слезы. Набрала номер Мишки Рогачева.

      – Миш, а меня из секты выгнали, – брякнула я зачем-то.

      – Инесса, это ты? – спросил Миша. Можно подумать, он мой голос в первый раз слышит.

      – Я, а кто же еще? – вопросом на вопрос ответила я.

      Миша говорил быстро, будто торопился на собственные похороны.

      – Я не хочу ничего слышать об этом, – безапелляционным тоном изрек Миша. Жестокий он – этот Сам Рогачев.

      – Миш, а что же мне делать? – спросила я, безнадежно тупея от ситуации.

      – Откуда я знаю, – буркнул Рогачев и отключил мобильный.

      «Вне зоны действия сети». Конец абзаца. Миша умер. Его уже похоронили, отпели, отголосили, помянули. Свечки догорели. Можно вычеркнуть из памяти номер телефона, забыть светлый облик самого богатого юноши в Питере. Я отчужденно шарахнулась сама от себя. Началось. Женское начало заговорило. Начинаю всуе поминать