«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825. Ольга Минкина

Санкт-Петербургского института истории РАН, Европейского Университета в Санкт-Петербурге, Центра «Петербургская иудаика» Европейского Университета в Санкт-Петербурге за их неоценимую помощь и поддержку.

      Глава 1

      «ПРОСВЕЩЕННЫЕ ЕВРЕИ»

      И

      «СТАРОЗАКОННЫЕ ПОМЕЩИКИ».

      1773–1801 гг.

      В еврейском предании о депутации евреев местечка Дубровно к Екатерине II рассказывается о том, как Г.А. Потемкин, владелец Дубровно, решил построить на своих землях ткацкую фабрику и заставить местных евреев там работать. Евреи восприняли такую перспективу как страшное бедствие, собрали общинный сход и решили пойти к самой императрице с жалобой на ее фаворита. Долго думали евреи Дубровно, как повлиять на Екатерину, и решили дать ей крупную взятку. Выбрали двух депутатов и отправили в Петербург. Представ перед императрицей, депутаты обещали ей «дать десять тысяч рублей, а то и больше», лишь бы в Дубровно не строили фабрику. «Дураки!» – воскликнула просвещенная императрица, но решение о постройке фабрики все-таки велела отменить[129].

      Реальный опыт еврейских депутаций конца XVIII в. был далек от добродушно-насмешливого изображения народного предания. Еврейские ходатаи умело пользовались в своих прошениях языком официальных документов и терминами политического лексикона и зачастую добивались значительного успеха в диалоге с властью.

      К моменту перехода части польских земель под власть Российской империи традиции политической культуры евреев данного региона насчитывали несколько веков. Каждая община воспринимала себя как независимая от других и считала себя представителем всего еврейского народа, «кнэсет Исраэль».

      В общине существовала определенная группа семей, удерживавшая все посты в кагале и общинных организациях. Принадлежность к еврейской элите определялась в основном тремя факторами: происхождением, имущественным статусом и талмудической ученостью. Таким образом, в еврейском обществе существовала своего рода аристократия[130]. Именно из этого слоя в подавляющем большинстве случаев рекрутировались штадланы (ходатаи), деятельность которых приравнивалась традицией к изучению Торы[131]. Одновременно деятельность штадлана, постоянно соприкасавшегося с иноверцами и предметами «чуждых культов», связывалась с ритуальной нечистотой. Противоречивый комплекс символических представлений, связанных со штадланами, был впоследствии в значительной степени экстраполирован на еврейских депутатов.

      Еврейская верхушка зачастую воспринималась обществом Речи Посполитой как своего рода «еврейская шляхта». В одном случае даже имело место присвоение шляхетского достоинства еврею, продолжавшему исповедовать иудаизм. Этот статус продолжал сохраняться и за его потомками

129

Litvin S. Yiddishe neshomes. New York, 1916. B. 1. K. 22.

130

О еврейской общинной организации в Речи Посполитой XVIII в. см.: Барталь И. От общины к нации: евреи Восточной Европы в 1772–1881 гг. М.; Иерусалим, 2007. С. 28–36.

131

О дискурсе и практике штадланута в польско-литовском государстве начала Нового времени см.: Ury S. The Shtadlan of the Polish-Lithuanian Commonwealth: Noble Advocate or Unbridled Opportunist? // Polin. 2002. Vol. 15. P. 267–299. О понимании штадланута в позднеимперской России: Клиер Дж. Д. Круг Гинцбургов и политика штадланута в императорской России // Вестник Еврейского университета в Москве. 1995. № 3 (10). С. 38–55. При всем обилии литературы о штадлануте само понятие представляется недостаточно концептуализированным. По нашему мнению, следует разграничивать по крайней мере три значения понятия «штадланут»: 1. «Штадланут старого типа», характерный для Польско-Литовского государства, когда имела место формальная процедура легитимации штадланов общиной или надобщинной организацией; 2. «Штадланут нового типа», основанный на неформальных связях с представителями власти и не обеспеченный официальными полномочиями со стороны как общин, так и власти (наподобие деятельности семьи Гинцбургов); 3. Штадланут как определенная функция, разновидность культурной практики, с которой связываются определенные символические представления.