Виктор. Валерий Михайлов

за совет.

      – Не стоит благодарности, сэр.

      В течение недели Виктор плавал или фехтовал до изнеможения, а вечером отправлялся в склеп, где отдавался страхам. Сколько раз он думал, что умирает или сходит с ума, но в действительности ничего этого не происходило. Внезапно он понял, что боится только часть его «я», тогда как сам он наблюдает за этим со стороны. При этом он мог по своему желанию либо погружаться в сводящий с ума ужас, либо отстранённо наблюдать за ним. От удивления он забыл, где находится и попытался вскочить на ноги. Удар головой о каменный потолок принёс ещё одно открытие: оказывается точно так же можно наблюдать и свою боль! Страх и тьма оказались освободителями, а не врагами.

      Ночью Виктору приснилось имя: Жозефина. Только имя, но это имя наполнило его душу чувством невосполнимой утраты, любовью, страстью, тоской… Подушка была мокрой от слёз.

      Следующую неделю он был одержим этим именем и буквально считал минуты до заката. Уединяясь в склепе, он пытался вытянуть из себя хоть что-то, что могло бы открыть ему тайну этого имени. Только в полном изнеможении, мучимый голодом и жаждой, он возвращался наверх. Постепенно им начало овладевать отчаяние.

      – Похоже, вы слишком усердны, сэр, – заметил Саймонс после того, как Виктор пропустил один из тех ударов, которые человеку с его уровнем мастерства стыдно пропускать.

      – Что вы имеете в виду? – спросил он, переводя дыхание.

      – Стучи, и тебе не откроют. Своими усилиями вы не позволяете воспоминаниям прийти. Это как сон, который нельзя призвать. Ему можно только покорно отдаться и ждать.

      Виктор подозрительно посмотрел на Саймонса.

      – Я лишь высказываю то, что приходит мне в голову, – пояснил тот, – но откуда у меня эти мысли – остаётся загадкой, сэр.

      2

      Весенний Париж жил своей жизнью. В многочисленных ресторанчиках и кафе посетители наслаждались едой и вином. По улицам прогуливались дамы и кавалеры. Одни – в экипажах, другие – пешком. Город любви и наслаждений оправдывал свою репутацию.

      Викто́р ходил среди этого великолепия и глотал слюни. В его жизни была очередная тёмная полоса. После того, как он по глупости связался с вольнодумцами (из-за чего пришлось покинуть Россию), в его жизни такие полосы случались всё чаще и чаще. На этот раз у него не было ни денег, ни жилья, ему даже нечего было продать. Он был готов на любую работу, пусть даже за стол и кров, но найти ничего не удавалось. Оставалось попрошайничать или грабить, однако ни тому, ни другому искусству он не был обучен.

      Не зная, на что решиться, Виктор бесцельно слонялся по парижским улицам, наблюдая со стороны за праздником жизни, на который у него не было билета. Приближалась ночь, и надо было найти уютную подворотню, ещё не занятую другими такими же безбилетниками. Хуже всего было то, что сообразительная обычно голова была такой же пустой, как и желудок.

      – Такое впечатление, что кто-то специально отгоняет любые хоть сколько-то полезные мысли, – сказал он себе, идя по тёмной безлюдной улице, куда его занесла судьба или предоставленные сами себе ноги. Виктор давно уже