Судьба непринятой пройдет. Татьяна Алюшина

понимал это. Как и то, насколько сильно он сейчас облажался.

      – Я же в отпуске с сегодняшнего дня, – напомнила Агата, по большому счету снизойдя до прощения и ответа.

      – Да? – искренне удивился Каро.

      – Да, – подтвердила она, в свою очередь удивившись его забывчивости. – Я тебе говорила.

      – И зачем ты тогда в контору приходила?

      – Получить отпускные, передать дела Лагиной, – пожала плечами Агата.

      – А-а-а, – протянул Олег, не зная, как выпутываться из ситуации, и спросил, без особого интереса: – И куда сейчас?

      – Как куда? – еще больше подивилась Агата. – Собираться. У меня же самолет ночью.

      – Какой самолет? – встрепенулся вдруг заинтересованностью Олежек.

      – Как какой? – не поняла, почему он спрашивает, Агата. – В Крым. Я же тебе говорила.

      – Когда это ты говорила? – ухватился тот за возможность перевести тему и покосился в сторону выброшенной, уже потухшей сигареты, явно сожалея, что поторопился с конспирацией.

      – В воскресенье, когда ты у меня был. И позавчера, когда купила билет, – напомнила ему Агата.

      – Я не могу все помнить, – моментально возмутился Олег, повышая голос, – у меня полный завал на работе, запарка страшная, сидим все до ночи, ты же прекрасно знаешь, какое сейчас время! – И, видимо, только сейчас сообразив в полной мере, что именно она ему сказала, прибавил градуса раздраженности: – И что значит, ты улетаешь? На сколько?

      – На месяц, до середины января, со всеми январскими праздничными днями. И об этом я тебе говорила, – снова напомнила ему Агата.

      – Но мы же собирались встретить Новый год вместе! – как-то напористо вознегодовал Каро.

      – Мы же это обсуждали, Олег, я предложила тебе прилететь ко мне, ты сказал, что подумаешь, – успокаивающе-миролюбиво напомнила ему Агата.

      По выражению лица Олега она видела, считывала, что он прекрасно помнил и тот их разговор, и про ее отпуск помнил, про билет на самолет и ее предложение прилететь к ней в Крым. Помнил, но вредничал и отчитывал, воспитывал, потому что она застала его за куревом и теперь знает, что не очень-то он и «сильно мощный», а обычный, дающий слабину парень, а он бахвалился, рисовался перед ней при каждом свидании в режиме «мужик сказал – мужик сделал»: видишь, мол, держусь, не курю, и посмеивался над Федоровым, которому придется выкатить ему крутую коньячину, а она его вот застукала.

      И догадался, увидел по выражению ее лица, что она прекрасно понимает все его резоны и выступления, и от этого, что называется, закусился еще того пуще, принявшись вдруг уже совершенно откровенно отчитывать Агату обвинительным тоном:

      – Нас пригласила моя мама, она ждет, готовится, старается, и тебе об этом прекрасно известно. Она хочет с тобой познакомиться, и я заверил ее, что мы будем. А ты заявляешь, что улетаешь на месяц. Вообще-то это открытое проявление пренебрежения к ней, да и ко мне. Ты же знаешь, как это важно для меня, да и для мамы, –