Комедианты. Валерий Михайлов

явления бога, спросил:

      – Как устроились?

      – Замечательно, – ответил я, – лучше, чем в раю.

      – Лучше, чем в раю? – Он ещё раз улыбнулся. – Что ж, рад, что вам здесь понравилось, м…

      – Дюльсендорф, Карл Дюльсендорф.

      – А я профессор Цветиков, или Марк Израилевич Цветиков, если вам так удобней.

      Если мне так удобней! Мне! Я чувствовал себя… пылинка на его туфлях по сравнению со мной казалась мне целой вселенной! Этот человек полностью покорил меня, уничтожил, сделал фанатичным почитателем себя. Даже сейчас, спустя много лет, спустя годы и годы анализирования тех событий, я чувствую в душе трепет и благоговение, когда говорю об этом человеке. И это несмотря на то, что именно он обрёк меня на бесчеловечные мучения эксперимента, к тому же из-за него погибли моя беременная жена и неродившийся ребёнок.

      – Нас ждёт большое будущее, Дюльсендорф, – сказал он мне, давая понять, что наш разговор окончен, – помните об этом.

      Обед прошёл в неестественной тишине. Все переживали встречу с Цветиковым, по крайней мере, так мне тогда казалось. Нас стало значительно меньше. Человек двадцать так и не попали на обед, царствие им небесное. Возможно, их расстреляли тут же, в лесу, или прокатили на спецмашине, которые частенько применялись у нас в эпоху построения большевизма. Этакая душегубка на колёсах, когда выхлопные газы подаются прямо в будку. Хотя вряд ли. Скорее всего, они тоже пошли как материал для какого-то эксперимента.

      После обеда было кино. Показывали один из тех голливудских фильмов, где о развитии сюжета и финале можно узнать уже буквально с первых титров. Я сыто дремал в мягком кресле кинотеатра, изредка обращая внимание на экран. Я был счастлив. Почти. Что-то в глубине души не давало мне покоя. Какая-то тревога прочно удерживала моё сердце.

      – Сразу после еды построение возле столовой! – прокричал дежурный санитар и закашлялся.

      Шёл пятый день нашего заточения, пятый день жесточайшего отбора. Каждый день отсеивалось по несколько человек, и к этому дню нас осталось: 20 мужчин, 20 женщин и 10 детей возрастом от 8 до 14 лет.

      В столовой все только и говорили о предстоящем построении, означающем только одно: перемены. Одни ждали перемен, другие боялись, третьи старались ни о чём не думать, четвёртые…

      До меня долетали отдельные фразы из всеобщего гула голосов.

      – Настало время, – произнёс напыщенно толстячок с багровой лысиной.

      – А что вы такой торжественный? – вступила в разговор бесцветная дама средних лет в больших, портящих её очках.

      – Ну как же? Время миссии наступило, – ответил мужичок и посмотрел на даму так, словно она одна не знала о миссии.

      – Какой миссии? Вы о чём? – не унималась дама.

      – Ну как же… Нас собрали, выбрали лучших…

      – Вот-вот, – перебил его молодой парень спортивного вида, – отобрали, весь вопрос в том, для чего?

      – А может, нас всё-таки отпустят? – заметила девица лет 16 с прыщавым лицом.

      – Щас, догонят и