Улыбки уличных Джоконд. Александр Михайлович Пензенский

три, не больше[4]. Волос длинный, темный. Глаза карие. Лицо чистое. Пожалуй, что и все. Единственно что еще, так это возраст. Ей двадцать семь, а выглядит как гимназистка, больше восемнадцати не дашь.

      – А вот и предполагаемый портрет потенциальных жертв – эта Карлова по описанию сойдет за сестру убитой Блюментрост.

      Владимир Гаврилович согласно кивнул на комментарий Маршала, повернулся к притихшему Кокореву:

      – Вот что, Петр Ильич. Мы Карлову в розыск, само собой разумеется, объявим. Общеимперский. А вас я попрошу очень настоятельно установить надзор за матерью барышни. Не верю я, чтоб та не знала, куда дочь с внучкой отправились. И незамедлительно обо всем телеграфируйте.

      Глава 7. «Дунай» – это вам не «Англия»!

      Зина еще раз придирчивым взглядом оглядела гостиную и прихожую, удовлетворенно кивнула, отметив идеальный порядок. Улыбнулась своему отражению в зеркале, поправила шляпку и уже потянулась рукой к зонтику, как в дверь бешено забарабанили.

      – Зинаида Ильинична! Зинаида Ильинична! Вы дома? Откройте, это Отрепьев!

      – Сейчас!

      Зина повернула ключ. На лестничной клетке стоял тяжело дышащий письмоводитель из Казанской части Николай Антипович Отрепьев. Он нередко бывал в квартире Маршала по разным служебным надобностям, но обычно всегда аккуратный молодой человек сегодня предстал перед Зиной в довольно растрепанном виде: пробор нарушен, волосы на высоком лбу слиплись от пота и висели тонкими сосульками, борода всклокочена, а фуражку он держал в руке. Судя по виду, он взлетел бегом не только по лестнице, а преодолел в той же манере весь путь от службы до Мойки.

      – Господи, хвала тебе, вы еще дома!

      – Что стряслось, Николай Антипович? С Константином Павловичем что-то? – Зина схватилась за дверной косяк.

      – Нет, слаба богу, с господином Маршалом все хорошо. Но они настоятельно просили вас их дождаться, не уходить. У нас там жуть очередная приключилась, опять барышню злодейски умертвили. Очень Константин Павлович обеспокоены, просят вас без них сегодня из дому не выходить. Вот, записку передали.

      Зина развернула сложенный вчетверо листок, пробежала глазами по ровным, аккуратным строчкам.

      «Зина! Это очень важно! Заклинаю, дождись меня. Я уважаю твое нежелание оставаться у меня и вечером провожу тебя до дома. Знаю, что ты очень смелая, и потому не ради себя, а ради моего спокойствия повторяю – дождись меня».

      Тон записки в отличие от ровного почерка был непривычно эмоциональным. Обычно Константин Павлович волю чувствам не давал, потому Зина покорно сняла шляпку и повернулась к отдышавшемуся Отрепьеву.

      – Николай Антипович, давайте я вас кофе угощу.

      Тот снова сорвал с головы только что надетую фуражку:

      – С удовольствием, Зинаида Ильинична, только лучше бы сперва воды, а после чаю. Я кофе не очень…

      Зина направилась в комнату, а Отрепьев на короткое время задержался в прихожей – внимательно осмотрел себя в зеркале, тщательно восстановил с помощью гребешка

4

В дореволюционной России рост людей и крупных животных измеряли в вершках сверх двух аршин (аршин – 16 вершков, в вершке 4,445 см), т. е. рост Карловой всего около 155 см.