Отпуск без задержания. Олег Николаевич Жилкин

, я каждый день менял свои решения. Наконец, в одно мгновение, я забронировал перелет, гостиницу в Ессентуках и сразу же успокоился. Я понял, что теперь я точно лечу.

      Мне было жаль оставлять свою семью, но моя радость была сильнее жалости. Я просто бежал. Я бежал от депрессии и боли, которые стали посещать меня регулярно по ночам. Я слишком долго находился в стрессе. Мой проект закончен, я не должен был заставлять себя терпеть дальше, я свободен. Отныне каждый был волен принимать те решения, которые считал правильными.

      Возвращаться в Россию было не страшно. Я допустил единственную ошибку, покинув транзитную зону во Франкфурте на Майне и, промаявшись в немецком аэропорту до вылета своего рейса в Москву. Несколько часов в Германии и штамп о переходе границы туда-обратно запомнилось как забавный курьез. Больше всего мне понравилось то, что на выходе из аэропорта можно было свободно курить, но, вернувшись в транзитную зону, я обнаружил специальную комнату для курящих и небольшой зал для занятий йогой, где мог бы провести время ожидания своего рейса на Москву, полеживая на коврике.

      В Москве я долго не задержался, и через два дня уже прилетел в Минеральные Воды, а из аэропорта на такси до гостиницы в Ессентуках. Через неделю я позвонил жене и сказал, что не вернусь. Проект был закончен. Одновременно я понял, что закончен и наш с ней брак. Я не хотел и не мог больше обманывать ни себя, ни ее. Я хотел иметь секс с другими женщинами, и не скучал по ней. Самое удивительное, что я не скучал и по детям. Они выросли. Я уже давно понял, что совершенно не играю в их жизни никакой роли. На какое-то время я стал человеком без прошлого и без будущего.

      До времени заселения в гостиницу оставалось пара часов, которые требовались администратору, чтобы подготовить номер. Я оставил свои вещи и пошел в парк, чтобы осмотреться и выпить минеральной воды. На пути к бювету у меня состоялась удивительная встреча с человеком, которого я считал умершим еще пять лет назад. Мертвец играл на гитаре вальс Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь» и чувствовал себя вполне сносно, несмотря на свои семьдесят шесть лет. Это был школьный товарищ моего отчима – глуховатый музыкант Анатолий, к которому я с юности испытывал чувство симпатии и уважения, и с которым мы сыграли не одну партию в шахматы. Как и подобает восставшим из гроба мертвецам, Толя не сразу меня узнал.

      – Алик? Что ты здесь делаешь? – удивился он, – ты ведь должен быть в Америке.

      – А ты, – хотелось ответить мне ему вопросом на вопрос, – вот уже как пять лет лежать на кладбище, – но я воздержался от шутки. Не из приличия, из суеверия.

      «Что если я не вернулся в Ессентуки, а оказался в царстве мертвых?» – подумал я. Эта встреча и впрямь перевернула мое сознание. Я решил, что раз в этой жизни все возможно, то почему бы и мне не обрести здесь новую жизнь. Алик – мое имя, которое мне дали родители. В школе на Украине, где прошло мое детство, меня стали называть Олегом. Я решил вернуть себе свое детское имя, которое вполне подходило для Кавказа, где я оказался.

      Здесь была могила моей мамы, умершей пять лет назад. Я побывал на могиле и выбрал для нее небольшую оградку – прежде их запрещали устанавливать власти на социальных кладбищах, ввиду крошечных размеров захоронений. Тем ни менее, когда ограда была установлена, я убедился, что там достаточно места для двоих. Я не слишком сентиментален, но место мне понравилось: на склоне горы, напротив женского монастыря и с видом на Эльбрус, который отлично виден в ясную погоду.

      Я никогда прежде не любил Ессентуков, но что-то произошло со мной за то время, что я прожил в Америке. Я научился любить тихие места, напоминавшие мне мое детство, я полюбил парки, я стал скучать по вкусу минеральной воды из источников. В Америке очень много красивых мест. Меня поразил океан, его мощь. Я всегда мечтал жить в доме на берегу и гулять по утрам вдоль бесконечных песчаных пляжей, собирая ракушки. Я вплотную приблизился к своей мечте, за два часа езды от дома достигая Западного побережья Тихого океана на своей купленной с рук «Хонде CRV». Но в океане невозможно купаться – вода слишком холодна. Для этого нужно было лететь на юг, в Мексику или Калифорнию, но мне почему-то все чаще хотелось оказаться в Кисловодском парке, и с этим ничего нельзя было поделать. Мой образ рая, наверное, слишком примитивен, или мы к середине жизни выбираем из всего разнообразия самые надежные и проверенные временем места?

      Россия мало изменилась за те четыре года, что я в ней не был. В последний свой визит милиционеры ловили курящих в парках и на перронах вокзалов. Сейчас я мог курить почти везде, где мне вздумается, и после Америки, с ее жесткими ограничениями, это воспринималось как знак свободы, пусть и в негативном ее выражении. Мне показалось, что люди здесь меньше спешат и суетятся, больше времени проводят в праздных прогулках по улицам, больше разговаривают друг с другом. Первое время я не мог наговориться. Я искал и находил себе собеседников повсюду. Я наслаждался русской речью и способностью выразить с помощью слов любое сложное чувство, которое на родном языке не выглядело вычурно. Меня здесь понимали люди самого разного социального статуса: бродяги, нищие, старики, наркоманы. За каждым из них был опыт жизни, опыт общей для нас культуры. Люди были чутки к