Странник, пришедший издалека. Михаил Ахманов

лошадей и начали разбивать лагерь – в безопасном удалении от дурманных деревьев, почти у самых валунов. Заметив здесь следы прежних кострищ, Скиф решил, что место это посещалось не один раз: на камнях виднелся налет копоти, трава была вытоптана, а вытекавший из-под большой глыбы ручеек перекопан и углублен; на его илистом берегу сохранились отпечатки конских копыт.

      Воины принялись раскладывать костры – не два, как обычно, а три; этот последний разводили в каменном кольце, сложенном из потемневшего гранита. Скиф вместе с пятью шинкасами и Джамалем рубил и таскал хворост – толстые и сухие стволы кустарника, пробивавшегося среди камней. Еще четверо степняков свежевали тушу жирафоподобного хошава, подбитого стрелами ближе к вечеру. Закончив с хворостом, Скиф внимательно осмотрел зверя. У хошава были длинные ноги с раздвоенными копытцами, мясистая полутораметровая шея, плоский горб жира на спине у самой холки, лошадиная пасть со сточенными пожелтевшими зубами. Небрежно содрав шкуру, шинкасы обрубили зверю ноги и принялись его потрошить, выкладывая внутренности рядом на траве. Руководил этой кровавой работой долговязый и плечистый Ходда-Коршун.

      Когда он принялся вытягивать из распоротого брюха кишки, похожие на сизых змей, лицо Джамаля перекосилось от отвращения. Заметив это, Ходда оскалил огромные зубы.

      – Пожива Хадар! – буркнул он. – Шаммах кушать чистое, Хадар жрать нечистое; оба довольны, оба любить шинкас, оба дарить удачу, защищать от арунтан!

      – Жертва? – спросил Джамаль.

      – Жертва, – подтвердил Ходда. – Шаммах и Хадар помогать, арунтан давать много сладкий трава. Столько за каждого! – Он широко развел руки, потом ткнул окровавленным лезвием ножа в сторону синдорцев. – Завтра этот кал ксиха стать сену! Полежать на камень, понюхать запах, все забыть! Хочешь? – с хищной усмешкой Коршун уставился на Джамаля.

      Князь насупил брови.

      – Ты, дорогой, потроши свою зверюшку! Там поглядим, кто на камешек ляжет!

      Он собирался добавить еще что-то, но Скиф предостерегающе потянул его за рукав пижамы, пробормотав:

      – Молчаливому воздается вдвойне. Займись-ка лучше делом, компаньон.

      Когда Джамаль, все еще хмурясь, отошел к пленникам, Скиф повернулся к долговязому шинкасу.

      – Камни там? – спросил он, махнув рукой в сторону рощи.

      – Там, – подтвердил Ходда-Коршун.

      – Люди дышать сладкий запах, стать сену, да?

      – Не люди, мешок с дерьмом Хадар. – Тонкие губы Коршуна растянулись в усмешке.

      – Шинкас тоже нюхать запах, стать сену, так?

      – Не так. Утром шинкас взять ткань, закрыть рот, вести падаль, привязывать на камень – быстро, быстро! Убегать! Потом ждать… Ждать, пока Глаз Шаммах подниматься, ждать, пока Глаз Шаммах опускаться, ждать, пока Глаз Шаммах нет совсем. Отвязывать! Брать сену, брать сладкий трава. Нюхать трава! Хорошо!

      – Нюхать трава – тоже стать сену?

      Ходд-Коршун тряхнул черными сальными лохмами и рявкнул:

      – Твой