«Не думаю, что какое-либо из моих приключений с Шерлоком Холмсом начиналось столь неожиданно и драматично, как дело, получившее впоследствии название «Три конька». С Холмсом мы не виделись несколько дней, и я понятия не имел, чем он занимался все это время. Однако, явившись к нему как-то утром, я застал его в приподнятом настроении. Холмс был необычно разговорчив, он усадил меня в старое, потрепанное кресло у камина, а сам устроился напротив с трубкой в зубах. Знай я, что последует дальше… Впрочем, не буду забегать вперед, начну по порядку…»
«Друга моего Уотсона не столь часто осеняют идеи, но стоит им появиться, и он цепляется за них с упорством, достойным лучшего применения. Долгое время он упрашивал меня заняться описанием моего опыта. Сам же я неоднократно указывал ему, насколько поверхностны его мемуары, обвинял в том, что он потворствует дурным вкусам публики и чрезмерно все приукрашивает, вместо того чтобы строго придерживаться фактов и цифр…»
«…Мы с Холмсом питали слабость к турецким баням. Именно за трубкой в приятной неге предбанника заставал я его после парной, и в те минуты он бывал менее скрытным и более человечным, чем обычно. На верхнем этаже этого заведения, располагавшегося на Нортумберленд-авеню, был такой укромный уголок, где бок о бок стояли два лежака. И именно на них мы отдыхали 3 сентября 1902 года, в тот день, когда, собственно, и началось мое повествование. Я спросил, не затевается ли какое-нибудь новое дело, и тогда мой друг вытянул из-под простыни длинную тонкую и нервную руку. И вытащил из внутреннего кармана сюртука, висевшего рядом, конверт…»
«Эта история началась колючим морозным утром зимой 1897 года. Я проснулся от того, что кто-то тронул меня за плечо. Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Холмса со свечой в руке. Я сразу понял: что-то случилось…»
«Когда я смотрю на три увесистых тома с подробными записями о нашей работе в 1894 году, я вынужден признать, что, несмотря на обилие материала, мне трудно выбрать дела, которые были бы интересны сами по себе и в то же время в полной мере отражали необычайные способности моего знаменитого друга. Вот я листаю страницы и наталкиваюсь на жуткую историю о красной пиявке, вот рассказ о страшной кончине банкира Кросби, вот записи о трагедии в Эддлтоне и о том, какие странные вещи были найдены в древнем кургане…»
«Весь долгий период с 1894-го по 1901-й год включительно мистер Шерлок Холмс был по горло загружен работой. Можно смело утверждать, что за эти восемь лет не было ни одного публичного дела, пусть даже и не представлявшего особой трудности, в котором бы в той или иной степени не принимал участие Шерлок Холмс. Кроме того, были сотни частных расследований, зачастую весьма необычных и запутанных, в раскрытии которых его участие сыграло решающую роль. Итогом восьми лет напряженной работы стали многочисленные победы и, увы, неизбежные в любом виде деятельности отдельные неудачи…»
«У нас на Бейкер-стрит телеграммы странного содержания не были редкостью, и все же одна мне запомнилась особенно. Мы получили ее хмурым февральским утром лет семь или восемь тому назад. Шерлок Холмс в задумчивости вертел ее в руках минут пятнадцать. Телеграмма пришла на его имя и содержала следующие слова: „Пожалуйста, дождитесь меня. Ужасная неприятность. Пропал правый трехчетвертной. Нужен завтра позарез. Овертон“…»
«Июль того лета, когда я женился, запомнился мне тремя интереснейшими делами Шерлока Холмса, в которых мне посчастливилось участвовать, изучая на практике его метод. Записки об этих делах, озаглавленных мною как «Второе пятно», «Морской договор» и «Усталый капитан», я бережно храню в папке «Приключения». К моему глубокому сожалению, в деле о втором пятне затронуты интересы столь важных особ, в том числе королевских кровей, что рассказать о нем публике я смогу лишь многие годы спустя. Отмечу лишь, что в этом деле, как ни в каком другом, Холмсу удалось во всем блеске продемонстрировать преимущества своего аналитического метода и поразить воображение всех, кто был вовлечен в расследование…»
«Пытаясь привести в порядок свои записки, в которых я сделал попытку проиллюстрировать поразительные интеллектуальные возможности своего друга мистера Шерлока Холмса, я вдруг понял, насколько трудно отобрать из них истории, отвечающие поставленной задаче. Зачастую там, где Холмсу удавалось в полном блеске продемонстрировать всю мощь своего аналитического ума, сами обстоятельства были столь обыденны, что я вряд ли рискнул бы предложить их на суд читателя…»
«Однажды летним вечером, спустя несколько месяцев после женитьбы, я сидел у камина и, покуривая трубку, засыпал над романом – в то время был большой наплыв пациентов, и работа сильно меня изматывала. Жена уже поднялась в спальню, и хлопнувшая входная дверь сообщила мне, что слуги тоже разошлись по домам. Я встал с кресла и выбил пепел из трубки, как вдруг в дверь позвонили…»