Паблик на Литресе
Все книги издательства Паблик на ЛитресеРуководство к всеобщей истории
В русской общественной мысли 30–40-х гг. XIX в., по словам А. И. Герцена, установился «союз новой философии с социализмом»; под «новой философией» подразумевалась философско-историческая диалектика Гегеля, под социализмом – комплекс утопически-социалистических воззрений, выработанных главным образом французскими мыслителями первой половины XIX в. Статья Белинского по поводу пособия Ф. Лоренца является характерным свидетельством этого «союза», отразившим как его несомненное позитивное значение, так и его историческую ограниченность.
Педант. Литературный тип
Памфлет направлен против С. П. Шевырева, поэта, критика и теоретика литературы. С самого начала 40-х гг. Шевырев становится идеологом «официальной народности», воинствующим противником любой сколько-нибудь демократической тенденции в литературно общественной жизни, раболепным прислужником столпов николаевского режима. «Педант» увековечил презрительную характеристику Шевырева в потомстве; при этом весь его жизненный путь представлен Белинским как последовательное становление этого «литературного типа».
Стихотворения Аполлона Майкова
В письме к Боткину от 14 марта 1842 г. Белинский писал: «Статьею о Майкове я сам доволен, хоть она и никому здесь особенно не нравится, а доволен ею я потому, что в ней сказано (и притом очень просто) все, что надо, и в том именно тоне, в каком надо было сказать».
Кузьма Петрович Мирошев. Русская быль времен Екатерины II
«…Вальтер Скотт не изобрел, не выдумал романа, но открыл его, точно так же, как Коломб не изобрел и не выдумал Америки, а только открыл ее. Сервантес задолго до Вальтера Скотта написал истинный исторический роман. Правда, он явно имел сатирическую цель – осмеять запоздалое и противное духу времени рыцарствование в мечтах и дурных романах, – и этой целью великий человек заплатил дань своему веку; но творческий, художественный элемент его духа был так силен, что победил рассудочное направление, и Сервантес, стремясь к нравоисправительной цели, достиг совсем другой цели – именно художественной, а через нее и нравоисправительной…»
Подземная Москва
«Ранним утром на Большой Никитской, в той ее части, где еще тенисты сады и не гулок шум трамвая, у оранжеватого домика, облупленного годами войны и революции, как плохой слоеный пирожок, остановился неизвестный молодой человек в серых гетрах. Внимательно проштудировав надпись: «К сапожнику Суркову – один звонок, к гражданке Оболенской – два коротких звонка, к акушерке Сашкиной – два длинных звонка, к археологу Мамочкину – два звонка длинных и один короткий», он позвонил два раза длинно и один коротко. Минут пять спустя на втором этаже открылось окошко, проклеенное зажелтевшей «Беднотой», в него глянула непричесанная четырехугольная голова. Глаза головы были сонны, зрачок от сна мутен, в бороде, словно бабочки, трепались приставшие от дрянной подушки перья…»
Людвиг Кондратович (Вл. Сырокомля)
«Счастлива участь критика, желая ему приходится имѣть дѣло съ такимъ произведеніемъ художественнаго, творчества, которое не только вполнѣ соотвѣтствуетъ готовымъ, уже сложившимся эстетическимъ требованіямъ, но развиваетъ и распространяетъ самыя эти требованія, ломаетъ и расширяетъ тѣ готовыя рамки, по которымъ привыкли мы судить и оцѣнивать изящное. Критикъ, въ этомъ случаѣ, не преподаетъ уже только, какъ это часто бываетъ, давно извѣстныя уроки свободному творчеству, но самъ является въ качествѣ его участника, вдохновляется имъ и поучается, и ему остается только перелагать порывы свободнаго генія въ строгую мысль о формахъ прекраснаго, его сущности и значеніи. Если эстетика, какъ наука о прекрасномъ и нуждается въ философско-догматическомъ выраженіи и построеніи, то не подлежитъ, никакому сомнѣнію, что творится она, по преимуществу, не мыслителями-теоретиками и практиками-художниками, свободному творчеству которыхъ она, по временамъ, можетъ открывать новые пути, постановлять новыя задачи, но для котораго никогда никакая наука не можетъ издавать обязательныхъ законовъ, – стѣснять область возможныхъ для него задачъ…» Произведение дается в дореформенном алфавите.
Фейдипид
«Весь городъ какъ вымеръ… души ни одной Не встрѣтишь средь улицъ пустынныхъ… Бывало – чуть утро – и пестрой толпой, Какъ пчелъ безпокойныхъ крутящійся рой, Кишитъ уже площадь въ Аѳинахъ…» Произведение дается в дореформенном алфавите.
Ледоход
«Пароходика еще не было видно, но надъ зеленой стѣной высокихъ камышей, загораживавшей рѣку почти до самой половины, уже клубился жиденькій, бурый дымокъ, и на пристани поднялась лѣнивая возня. Люди и хлопотали, и галдѣли, что-то тащили и убирали, но замѣтно было, что все это они продѣлываютъ вяло, безъ увлеченія и интереса, по привычкѣ, изъ неодолимой необходимости, скучной и нудной. Даже ругались нехотя, и одинъ только пароходный агентъ, рыжій, кривоногій еврей, въ грязномъ, чесучовомъ пиджакѣ, съ изумительно длинными, отвисшими карманами, орломъ носился взадъ и впередъ и во всю глотку, съ видимымъ наслажденіемъ, оралъ и отдавалъ приказанія…» Произведение дается в дореформенном алфавите.
Школьные годы
«Пропускаю впечатлѣнія моего ранняго дѣтства, хотя изъ нихъ очень многое сохранилось въ моей памяти. Пропускаю ихъ потому, что они касаются моего собственнаго внутренняго міра и моей семьи, и не могутъ интересовать читателя. Въ этихъ бѣглыхъ наброскахъ я имѣю намѣреніе какъ можно менѣе заниматься своей личной судьбой, и представить вниманію публики лишь то, чему мнѣ привелось быть свидѣтелемъ, что заключаетъ въ себѣ интересъ помимо моего личнаго участія…» Произведение дается в дореформенном алфавите.
Нужна ли нам литература?
«Понятія которыми питается и руководится наша современная журналистика настолько спутаны и полны противорѣчій что самые элементарные вопросы, какъ напримѣръ: нужна ли намъ литература въ смыслѣ высшаго духовнаго творчества? – не могутъ назваться рѣшенными и слѣдовательно излишними. Путаница понятій доходитъ до того что самое слово литература утратило опредѣленное значеніе, и каждый толкуетъ его сообразно умственному уровню на которомъ стоитъ и направленію литературнаго прихода къ которому принадлежитъ. Въ то время какъ одни считаютъ литературу совокупностью общественныхъ идей и выраженіемъ народнаго самосознанія въ данный моментъ развитія, другіе понимаютъ подъ этимъ словомъ всякую журнальную и газетную дребедень и не отличаютъ писателя выносившаго въ себѣ извѣстное міросозерцаніе отъ литератора-обывателя, обличившаго въ анонимной корреспонденцій одну изъ буквъ русскаго алфавита…» Произведение дается в дореформенном алфавите.