Впервые полностью опубликовано во втором отдельном издании «Дыма» в 1868 г. Время написания первой части предисловия, появившейся в первом издании «Дыма» в 1868 г. – июнь–октябрь 1867 г. – определяется письмами Тургенева той поры. 31 мая (12 июня) 1867 г. Тургенев сообщил А. Ф. Писемскому, что он только еще думает «о небольшом предисловии к отдельному изданию „Дыма”», а в ноябре 1867 г. это издание уже вышло в свет.
В этой книге для семейного чтения собраны лучшие произведения Льва Николаевича Толстого, которые вот уже более века пользуются любовью и у малышей-дошкольников, и у требовательных подростков. Главные герои рассказов – дети, «бедовые», «ловкие», и потому близкие современным мальчишкам и девчонкам. Книгу завершает повесть «Кавказский пленник», в которой суровая правда о войне сочетается с добротой и человечностью. Книга учит Любви – к человеку и ко всему, что его окружает: природе, животным, родной земле. Она добра и светла, как всё творчество гениального писателя.
«На палубе парохода, шедшего из Одессы в Севастополь, какой-то господин, довольно красивый, с круглою бородкой, подошел ко мне, чтобы закурить, и сказал: – Обратите внимание на этих немцев, что сидят около рубки. Когда сойдутся немцы или англичане, то говорят о ценах на шерсть, об урожае, о своих личных делах; но почему-то когда сходимся мы, русские, то говорим только о женщинах и высоких материях. Но главное – о женщинах…»
Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше. Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…
«Сцена представляет собой кабак Тихона. Направо прилавок и полки с бутылками. B глубине дверь, ведущая наружу. Над нею снаружи висит красный засаленный фонарик. Пол и скамьи, стоящие у стен, вплотную заняты богомольцами и прохожими. Многие, за неимением места, спят сидя. Глубокая ночь. При поднятии занавеса слышится гром и в дверь видна молния…»
«Каир шумен, богат, многолюден. К вечеру улицы политы. Нежно и свежо пахнет цветами, тепло и пряно влажной пылью и нагретыми за день мостовыми. Оживленнее гудят трамваи, реками текут шарабаны, коляски, кареты и верховые к мосту через Нил, на катанье, гремят в садах оркестры…»
«Жил в деревне крестьянин Иван Щербаков. Жил хорошо; сам был в полной силе, первый на селе работник, да три сына на ногах: один женатый, другой жених, а третий, подросток, с лошадьми ездил и пахать зачинал. Старуха Иванова была баба умная и хозяйственная, и сноха попалась смирная и работящая. Жить бы да жить Ивану с семьей…»
«Поселок первобытного горного племени. Дома сложены из камня. (Может быть, шатры.) Лунная ночь…»
«Еще за пятнадцать минут до рождения я не знал, что появлюсь на белый свет. Это само по себе пустячное указание я делаю лишь потому, что желаю опередить на четверть часа всех других замечательных людей, жизнь которых с утомительным однообразием описывалась непременно с момента рождения. Ну, вот. Когда акушерка преподнесла меня отцу, он с видом знатока осмотрел то, что я из себя представлял, и воскликнул: – Держу пари на золотой, что это мальчишка! «Старая лисица! – подумал я, внутренно усмехнувшись. – Ты играешь наверняка». С этого разговора и началось наше знакомство, а потом и дружба…»