Public Domain
Все книги издательства Public DomainСумерки в приемной
«Часто в зимние вечера бегинки навещают друг друга под предлогом узнать о какой-нибудь службе или проповеди, посоветоваться насчет рисунка кружева, но на самом деле, чтобы вместе посидеть за небольшой любимой трапезой: они пьют кофе, едят тартинки из свежего хлеба, даже пирожки, а иногда случается, что к этому прибавляется маленький стаканчик вина, налитого из древнего кувшина, носящего на себе подлинный отпечаток голландского происхождения…»
Головные уборы
«Что создает необъяснимое очарование бегинкам, в отличие от других монахинь, это, может быть, специальный, установленный для них, более скромный головной убор. В других орденах головные уборы отличаются напыщенным характером, широко развертываются, точно полет птиц…»
Мистические лилии (сборник)
«Монастыри просыпаются рано, с зарею, вырисовываются среди северного тумана, который рассеивается, испаряется, точно бледный ладан. Белые и розовые, они уподобляются ангелам, в городах с высокими башнями вековой Фландрии. Каждый из них составляет самостоятельный мир, на грани тех предместий, где дома редеют и одинокие каналы среди откосов лишены всяких отражений…»
Последние минуты Жоржа Роденбаха
Воспоминания, напечатанные в газете «Le Figaro» по поводу постановки памятника в Генте.
«Бельгийский Горький»
«В современной бельгийской литературе среди таких высокоталантливых писателей, как Жорж Роденбах со своей тихой меланхолией, как Эмиль Верхарн со своим необузданным темпераментом, как Морис Метерлинк со своей глубиной в маленьких пьесках для марионеток, как Иван Жилькэн со своим поклонением сатане, Жорж Экоут, поэт бродяг, «бывших людей», занимает совершенно обособленное место. По некоторым приёмам Ж. Экоут – натуралист, но как не похож его натурализм на реальное изображение многих сторон жизни известного по своей натуралистической манере бельгийского романиста Камилла Лемонье, несомненного последователя Эмиля Золя! В своих романах и повестях Ж. Экоут большей частью описывает родину, дорогую ему Фландрию, но как непохоже это описание на изображение Фландрии такими писателями, как Ж. Роденбах, Метерлинк и даже Верхарн!..»
Жорж Роденбах – поэт безмолвия
«Певец молчания, одиночества и грусти, Жорж Роденбах, первый из поэтов «Молодой Бельгии», научил широкую публику за границей интересоваться Фландрией, первый из бельгийских писателей добился известности в Париже, первый из их среды вызвал целое паломничество художников и поэтов в этот «мертвый Брюгге», который он прославлял в своих произведениях. Жорж Роденбах к тому же был одним из главных символистов XIX века, и, если несмотря на свое значение и свою известность, не создал отдельной школы поэтов, то только потому, что был необычайно оригинален, почему, когда поэты пытались идти за ним, то сбивались на простое подражание…»
Брюгге в творчестве Роденбаха
«„Прекрасные города, без сомнения, создают прекрасные души“. Эти слова Роденбаха могли бы служить лучшим эпиграфом ко всему его творчеству. Да! Красивый, своеобразный город Брюгге, затерянный в северном тумане, покинутый давно морем, некогда могущественный и богатый, сохраняющий чудные произведения Мемлинга и Ван-Эйка, вызывающий своими древними готическими колокольнями, тихими, неподвижными каналами, безмолвно скользящими лебедями, пустынными улицами, беспрерывным, протяжным колокольным звоном томительное, меланхолическое настроение, создал красивую, мечтательную душу поэта, полюбившего все тихое, глубокое и печальное, сумевшего передать этот исключительный, необыкновенный колорит мертвого города в своем творчестве, отличающемся неподражаемой, высокой красотой!..»
Мертвый Брюгге
«День умирал, наполняя мраком коридоры огромного безмолвного дома, налагая точно креповые покровы на окна. Гюг Виан собрался выйти, по своей привычке гулять ежедневно в сумерки. Ничем не занятый, одинокий, он проводил целый день в своей комнате, обширном зале первого этажа, окна которого выходили на quai du Rosaire, где стоял его дом, отражаясь в воде…»
Княжна
Александр Валентинович Амфитеатров
«На берегу Унжи, в унылой котловине, окаймленной двадцативерстною полосою дремучего бора, местами едва проходимого даже и теперь, после многолетней хищнической порубки, лежит село Волкояр, – Радунское то же, – отчина и дедина князей Радунских. Родословное древо этой старинной фамилии восходит ко временам Димитрия Донского: первый из Радунских, литовский выходец, сложил свою голову на Куликовом поле. В синодиках царя Ивана Грозного упомянуто несколько Радунских, заплативших царю кровью за свою крамолу…»
В стране любви
Александр Валентинович Амфитеатров
«– A теперь, синьор форестьер, если вам угодно меня выслушать, я желал бы сказать вам несколько слов. Говоря это, Альберто опустил весла. Лодка, шибко разогнанная им против невысокой волны, с размаху через нее перескочила и мерно закачалась на зыби моря, белого, как молоко, под белым облачным небом. Иностранец, к кому Альберто обратился с речью, поднял глаза, удивленный резким тоном лодочника. Взгляд, встреченный им под нахмуренными бровями Альберто, оказался таким же недружелюбным, как и голос…»