«Слово и дело!» В начале царствования Анны Иоанновны это выражение имело совершенно особое значение. Тот, к кому эти слова были обращены, подозревался в государственной измене, и виновного ожидала пытка и смертная казнь. Опасаясь российского дворянства, Анна Иоанновна окружила себя верными ей курляндскими баронами и дворянами-немцами. Главную роль в государственных делах играл фаворит императрицы, курляндский дворянин Бирон. Перед кончиной Анна Иоанновна назначила наследником престола Ивана Антоновича, двухмесячного сына своей племянницы Анны Леопольдовны и Антона Ульриха Брауншвейгского. Регентом при малолетнем императоре назначался Бирон. Эти и другие события того времени заставили силой захватить власть Елизавету Петровну, дочь Великого Петра. «Всё для славы России! Всё для могущества милой родины!» – прошептали губы царь-девицы, и она окинула любовным взором собравшиеся под балконом народные толпы.
…На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за руку смуглое, кудрявое, маленькое существо, с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. "Это – я, Люда, – мелькнуло молнией в моей голове. – Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!"
В самом сердце Грузии, в прелестной долине на берегах изумрудной реки Куры, лежит Гори. Вдали синеют очертания гор, белеют перловым туманом могучие, недоступные вершины Кавказа – Эльбрус и Казбек. Здесь родилась Нина Джаваха – дочь славного княжеского рода Джамата. Предки Нины – герои, сражавшиеся и павшие за честь и свободу своей родины. Когда отец ей рассказывал подробности этой ужасной войны, ее сердце билось и замирало, словно желая вырваться из груди…
Что только не подстерегает маленькую девочку Катю, оставшуюся без мамы… То за ней гонится «лесное чудище», то медведь, сорвавшись с цепи, мчится по пятам. А как легко угодить в руки плохих людей! Чего стоит один только хозяин цирка Ленч, похитивший сиротку для своих опасных представлений… Но всему приходит конец, закончились и эти злоключения, и она снова со своей милой няней.
«Вечная память Анне Ивановне Сувориной! Почти на четверть века пережила она своего знаменитого супруга, Алексея Сергеевича, и ушла из мира видимого в невидимый старушкою, должно быть, весьма преклонного возраста…»
«Привыкнув с детских лет к авторитету Александра Ивановича, как несравненного русского Демосфена, я услыхал его лично и познакомился с ним лишь в 1896 году, в Москве, в окружном суде. Он выступал в качестве гражданского истца по делу бывшего редактора „Московских ведомостей“ С. А. Петровского, обвинявшегося, не помню кем, в клевете. Говорил Урусов красиво, бойко, эффектно, с либеральным огоньком, был раза два остановлен председателем, но, в общем, я должен сознаться – речь была довольно бессодержательна и неприятно утомляла слух громкими банальностями…»
«К концу века смерть с особым усердием выбирает из строя живых тех людей века, которые были для него особенно характерны. XIX век был веком националистических возрождений, „народничества“ по преимуществу. Я не знаю, передаст ли XX век XXI народнические заветы, идеалы, убеждения хотя бы в треть той огромной целости, с какою господствовали они в наше время. История неумолима. Легко, быть может, что, сто лет спустя, и мы, русские, с необычайною нашею способностью усвоения соседних культур, будем стоять у того же исторического предела, по которому прошли теперь государства Запада. Народ исчезает, как народ, и остается платежно-государственная масса…»
«Летом 1908 г. тихо и почти незаметно исчез из жизни человек, по профессии врач, пользовавшийся долгою и громкою всероссийскою известностью, а вернее будет сказать – даже знаменитостью. Человека этого с самой ранней молодости звали и почитали прямым преемником Боткина и Захарьина. Уже к тридцати годам он слыл в Москве под шутливою кличкою „Пантелеймона-целителя“, а к сорока годам гремел от хладных финских скал до пламенной Колхиды как самый дорогой врач земли русской, к которому и подступа нет, и – уж если Остроумов не поможет, так никто не поможет!..»
«Мы, русские эмигранты, переживаем теперь период десятилетних годовщин трагической осени 1921 года, когда каждый день знаменовался истреблением лучших интеллигентов стойких и жалким падением шатких. Страшные переживались дни. Только что поминали А. А. Блока. За ним – поминки Н. С. Гумилева. Рядом безвинно убиенные В. Н. Таганцев, Н. И. Лазаревский, Тихвинский, Ухтомский. Теперь на очереди поминок – А. Н. Чеботаревская и Ф. К. Сологуб. Впереди В. М. Дорошевич, А. Е. Кауфман… Литературный синодик одной осени!..»
«Прочитал в «Сегодня» о кончине М. В. Ватсон. Откровенно сказать, я уже лет семь почитал ее отошедшею из мира сего в пребывание «со духи праведны». В газетах – ошибкою – было, и опровержений не последовало. А было даже не о смерти, но уже о каком-то безобразии, якобы учиненном беспризорными или иными подсоветскими хулиганами над ее могилою на петербургском Волковом кладбище. Помню, я тогда еще подивился, как же это вышло, что мы, зарубежники, проморгали смерть такой замечательной, единственной в своем роде женщины и узнаем о ней только из заметки о кладбищенских непорядках?..»