«… Толстая женщина с канарейкой, озираясь, подошла к нам и спросила: – Не вы ли Павлика ждете? – Мы, мы, – подхватила жена. – А что с ним? Уж не захворал ли он? – Да вот же он! – Где? …»
«… – Яша! Ты знаешь что? Нашего мальчика нужно спасти. Это невозможно. Так Яша мне говорит: – Что я его спасу? Как я его спасу? По морде ему дам? Так он отравится. – Тебе сейчас – морда. Интеллигентный человек, а рассуждает как разбойник. Для своего ребенка головой пошевелить трудно. Думай! …»
«…– Вот вы писатель, – сказал он мне, познакомившись. – Писатель-юморист. Так. Наверное, знаете много смешного. Да?.. – О, помилуйте… – скромно возразил я. – Нечего там скромничать. Расскажите мне какую-нибудь смешную штуку… Я это ужасно люблю. – Позвольте… Что вы называете «смешной штукой»? – Ну, что-нибудь такое… юмористическое. Я думаю, вы не ударите лицом в грязь. Слава Богу – специалист, кажется! Ну, ну, не скромничайте! – Видите ли… »
«… Но с полдороги случилось маленькое происшествие: мрачный, сонный парень молниеносно сошел с ума… Ни с того, ни с сего он вдруг почувствовал прилив нечеловеческой энергии: привстал на козлах, свистнул, гикнул и принялся хлестать кнутом лошадей с таким бешенством и яростью, будто собирался убить их. Обезумевшие от ужаса лошади сделали отчаянный прыжок, понесли, свернули к краю дороги, налетели передним колесом на большой камень, линейка подскочила кверху, накренилась набок и, охваченная от такой тряски морской болезнью, выплюнула обоих пассажиров на пыльную дорогу. …»
«… Отделение первого класса в вагоне Финляндской железной дороги было совершенно пусто. Я развернул газету, улегся на крайний у стены диван и, придвинувшись ближе к окну, погрузился в чтение. С другой стороны хлопнула дверь, и сейчас же я услышал голоса двух вошедших в отделение дам: – Ну, вот видите… Тут совершенно пусто. Я вам говорила, что крайний вагон совсем пустой… По крайней мере, можем держать себя совершенно свободно. …»
«… – Ах, Марья Игнатьевна, – обратился он, всплеснув руками, к хозяйке. – Я сейчас только с дачи, и у нас там, представьте, выпал град величиной с орех. Прямо ужас! Я захватил даже с собой несколько градин, чтобы показать вам. Где, бишь, они?.. Вот тут в кармане у меня в спичечной коробке. Гм!.. Что бы это значило? Мокрая… Он вынул из кармана совершенно размокшую спичечную коробку, брезгливо открыл ее и с любопытством заглянул внутрь. – Кой черт! Куда же они подевались? Я сам положил шесть штук. Гм!.. »
«… Схватив меня за руку, Стряпухин быстро спросил: – В котором ухе звенит? Ну! Ну! Скорее!! – У кого звенит в ухе? – удивился я. – Да у меня! Ах ты, Господи! У меня же!! Скорее! Говори! Я прислушался: – В котором? Что-то я не слышу… А ты сам сразу не можешь разобрать? …»
«…Мышьяк при некоторых болезнях очень полезное средство; но если человека заставить проглотить столовую ложку мышьяку – оба бесцельно погибнут. И человек, и мышьяк…»
… «Что это за учреждение и что оно обслуживает, – признается откровенно Ларин, – я так и не мог ни у кого добиться». Есть в Москве Мурка, а что такое Мурка – и сам Ларин не знает. А я недавно узнал. Один беженец из Москвы сжалился над моим мучительным недоумением и объяснил мне все. …»
«… – Так что мы рабочий контроль над производством. Выборные. – Контроль? Над каким производством? – Над вашим. – Какое же у меня производство? Я пишу рассказы, фельетоны. Это контролю не поддается. – Все вы так говорите! Мы выборные от типографии и артели газетчиков, и мы будем контролировать ваше производство. …»