«Даже не думал, что когда-нибудь об этом расскажу. Раньше жена не велела – говорила, никто не поверит, будут пальцем показывать. Больше всего она, конечно, боялась за себя, хотя и не подавала виду. „А как же Ральф и Труди? – спросил я. – Мы ведь все там были“. „Труди прикажет Ральфу держать рот на замке, – ответила Рут. – Да и братца твоего уговаривать долго не надо“…»
«Исповедален было три, над дверью второй горел свет. Желающих исповедоваться не оказалось: церковь пустовала. В витражные окна лились солнечные лучи, рисуя разноцветные квадраты на полу центрального прохода. Поборов желание уйти, Монетт храбро шагнул к еще открытой для прихожан кабине. Когда он закрыл за собой дверцу и сел, справа от него поднялась небольшая заслонка. Прямо перед Монеттом белела карточка, прикрепленная к стене синей канцелярской кнопкой…»
«Когда звонит телефон, Энн только выходит из душа, и хотя в доме полным-полно родственников – вон как шумят на первом этаже, нагрянули целой стаей, а уезжать, похоже, не намерены! – трубку никто не берет. И автоответчик не включается, а ведь Джеймс настроил его так, чтобы срабатывал после пятого гудка…»
«Дорогой Чарли! Называть тебя вот так, по имени, одновременно и странно, и правильно. Когда мы виделись в последний раз, мне было почти вполовину меньше лет… Жутко влюбленной в тебя тогда девчонке было шестнадцать. Знал ли ты о моих чувствах? Ну конечно, знал. Сейчас я замужем, у меня растет малыш, мальчик; я счастлива. Не пропускаю ни одной твоей передачи о здоровье на Си-эн-эн. Ты все такой же красавчик (ну, почти), что и в дни былой юности, когда мы втроем ходили на рыбалку или в кино, во фрипортский „Рейлроуд“…»
«Дженис никак не удавалось подобрать верное определение месту, где жил Бадди. Для дома слишком роскошно, на поместье не тянет. Чего стоит одно название на въезде! „Огни гавани“ – словно рыбный ресторанчик в Нью-Лондоне. Правда, до сих пор Дженис выкручивалась, обходясь нейтральным „к тебе“: „Поехали к тебе, в теннис поиграем“, „Заскочим к тебе, искупаемся“…»
«Если речь заходит о Стивене Кинге, обычно упоминается, сколько книг он продал, что делает сегодня в литературе и для нее. Но практически не говорят (возможно, от непонимания) о его заслугах в развитии массовой литературы. И хотя до него было уже много авторов бестселлеров, Кинг, как никто другой со времен Джона Д. Макдональда, привнес в жанровые романы реальность – с присущим его творчеству подробнейшим описанием жизни и людей в вымышленных городках Новой Англии, которые благодаря его таланту стали неотличимы от настоящих. И естественно, сочетание реальности с элементами сверхъестественного в таких романах, как «Оно», «Противостояние», «Бессонница» и «Мешок с костями», постоянно выводит его на вершину списка бестселлеров…»
«Через неделю после профилактического обследования, с которым он тянул год (три, поправила бы жена, будь она жива), Ричарду Зифкицу позвонил доктор Брейди и сказал, что надо обсудить результаты. Пациент не услышал в голосе врача ничего явно зловещего, поэтому в клинику поехал без особого внутреннего сопротивления…»
«Не иначе как между Джексонвиллем и Сарасотой он проделал трюк старины Кларка Кента, имевшего обыкновение выходить из телефонной будки в личине Супермена. Только вот забыл, где и как. А может, и помнить было нечего. Иногда ему казалось, что вся эта канитель с Риком Хардином и Джоном Дикстрой насквозь фальшива, рекламный трюк, как в случае с Арчибальдом Блоггертом (или как там его), снимавшимся под псевдонимом Кэри Грант, или Эваном Хантером (Сальваторе такой-то), печатавшимся под именем Эдда Макбейна. Наверняка у этих парней были свои резоны, как и у Дональда Э. Уэстлейка, который подписывал свои лихо закрученные пиратские истории псевдонимом Ричард Старк. Или К. С. Константайна, под именем которого скрывался… впрочем, эту тайну так ведь никто и не раскрыл, верно? Или возьмем таинственного мистера Б. Травена, написавшего «Сокровища Сьерра-Мадре». Никто не знает наверняка, в этом вся прелесть…»
Наверное, мало осталось на карте мест, где бы не побывал автор этой книги. И как правило, места эти отнюдь не спокойны. «POW» – это, можно сказать, классическая аббревиатура, которую часто используют в англоязычных сводках о потерях в зонах боевых действий и которая расшифровывается как «Prisoners of War» – военнопленные. У автора же свое обозначение понятия «POW»: «People of War» – люди войны. Эта книга о тех, для кого понятие «война» равнозначно понятию «жизнь» – о журналистах, ведущих репортажи из самых горячих точек планеты; о бойцах Иностранного легиона; о детях, разбирающихся в видах оружия лучше, чем в учебниках и игрушках; о бывших воинах Советской армии, которые добровольно перешли на сторону моджахедов, живут в Афганистане и не имеют желания вернуться на родину… Словом, она о тех, кто все время живет на войне.
«После смерти маленькой дочки Эмили пристрастилась к бегу. Сперва добегала до конца подъездной аллеи и там сгибалась пополам, ловя воздух ртом, затем до конца квартала, затем до мини-маркета «Продукты от Коузи» у подножия холма. В мини-маркете она брала хлеб, маргарин и, если в голову больше ничего не приходило, шоколадное поленце «Хо-хо» или круглый «Ринг-динг» с замороженным кремом. Обратный путь Эмили поначалу преодолевала спокойным шагом, потом тоже бегом. Со временем она отказалась от сладостей. Далось это на удивление тяжело: во-первых, сахар был отличным антидепрессантом, универсальной палочкой-выручалочкой, во-вторых, у нее выработалась настоящая сахарная зависимость. В любом случае поленцам «Хо-хо» следовало сказать пока-пока. Поленца канули в Лету: теперь хватало одного бега. Генри называл бег новой зависимостью, новой святыней и, пожалуй, не ошибался…»