Русская классика

Различные книги в жанре Русская классика

Звезда

Викентий Вересаев

«Это случилось в давние времена, в далеком, неведомом краю. Над краем царила вечная, черная ночь. Гнилые туманы поднимались над болотистою землею и стлались в воздухе. Люди рождались, росли, любили и умирали в сыром мраке…»

«Жизнью пользуйся, живущий»

Василий Брусянин

«Как всё это странно и непостижимо случилось! Только вчера они вместе были в этой большой комнате с конторками и столами. Бухгалтер Блудов сидел на своём высоком стульчике перед конторкой и делал подсчёт «чужих» денег. Это занятие друга – подсчёт «чужих» денег – всегда казался Казимирову странным и даже смешным занятием. Да и сам Казимиров служил около «чужих» денег и жертвовал своими молодыми силами во имя тех же «чужих» денег. Особенно ярко он чувствовал эту странность вчера…»

Гаркуша, малороссийский разбойник

Василий Нарежный

Главный герой романа Семен Гаркуша – историческое лицо, предводитель крестьянского движения на Украине во второй половине XVIII в. Сюжетная канва романа Нарежного не всегда совпадает с историческими фактами и народными преданиями о Гаркуше, однако созданный писателем образ защитника обездоленных соответствовал народным легендам и сказаниям о «справедливом разбойнике». Роман не закончен и при жизни Нарежного в печати не появлялся. Писатель работал над ним, по-видимому, в последние годы жизни.

Квадратурин

Сигизмунд Кржижановский

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

Студент-драгун

Александр Куприн

«Фуражка прусского образца, без полей, с микроскопическим козырьком, с черным вместо синего околышком; мундир в обтяжку с отвороченной левой полой, позволяющей видеть белую шелковую подкладку; пенсне на широкой черной ленте; ботинки без каблуков и белые перчатки на руках вот обыкновенный костюм студента-драгуна, которого вы ежедневно видите на Крещатике. С тайной грустью думает он о том, что „как-то не принято“ носить постоянно шпагу (это ведь так красиво, когда из-под мундира выглядывает золоченый кончик ножен), но по свойственному ему отсутствию инициативы он все-таки не решается ввести в своем кругу эту моду, уже давно не новую для петербургских студентов-гвардейцев. Наружности своей он старается придать возможно более корректный отпечаток, посвящая ей по крайней мере часа три-четыре в сутки. У него всегда найдется в карманах целый ассортимент туалетных принадлежностей, флакончик Vera-Violetta[1], напильничек, замша, розовый порошок и крошечные ножницы для ногтей, складное зеркальце, миниатюрная пудреница, палочка фиксатуара и коллекция щеточек для коротко остриженных волос, закрученных усиков и маленькой остроконечной бородки…»

Угар

Александр Куприн

«Ночь… Спящее море…. Расплескался по необъятному простору золотой блеск луны и ходит и мерцает, точно живой… У самого обрыва, на скамье, два черных тонких силуэта, мужской и женский, тесно прижались друг к другу. Спят старые деревья. Дремлют в море белые ленивые паруса. Крепко и свежо пахнет с моря…»

Россия – старая больная дама. Записки врача

Антон Чехов

«Не сомневаюсь, занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность», – говорил А.П. Чехов. Действительно, многие его произведения можно считать своеобразным диагнозом современной ему России. Он писал о «скучном, унылом и пошлом» существовании российских обывателей, затрагивая и те причины, по которым Россия в целом была похожа на старую больную даму. «В азиатской стране, где нет свободы печати и свободы совести, где живется так тесно и так скверно и мало надежды на лучшие времена», не может быть по-другому, утверждал Чехов. Все заражены здесь в той или иной степени бациллами лжи, хитрости, зависти, и оттого картины российской жизни становятся «пострашнее видений Гамлета». В книгу вошли очерки, заметки и письма А.П. Чехова, затрагивающую данную тему.

Клад

Дмитрий Мамин-Сибиряк

«В уездном городе Кочетове „Сибирская гостиница“ пользовалась плохой репутацией, как притон игроков и сомнительных сибирских „человеков“, каких можно встретить только в сибирских трактовых городах, особенно с золотых промыслов. Чистая публика избегала останавливаться в номерах „Сибирской гостиницы“, но навертывались иногда проезжающие, попадавшие в эту трущобу по неведению. Днем в гостинице всегда было тихо, но жизнь закипала по вечерам, и далеко за полночь окна гостиницы светились огнями…»

Зоя. Том второй

Анна Приходько

Неспокойное время пришлось на молодые годы Зои и Янека. Пока в России назревает революция, молодожёны нежатся в объятиях друг друга. Ждут с нетерпением появления на свет малыша.Но у жизни другие планы. Она продолжает проверять чувства Зои и Янека на прочность.Выдержат ли влюблённые долгую разлуку? Не сломаются ли? Не разлюбят ли?

О «буржуазности» модернистов

Вацлав Воровский

«Когда спала волна общественного движения, так высоко поднимавшаяся в последние годы, общественное внимание было поглощено явлением совершенно другого порядка. На сцену выступила изящная литература и литературная критика. Но это была своеобразная литература и своеобразная критика. Они носили яркий отпечаток утомленности и издерганной нервной системы, погони за сильными потрясающими впечатлениями, которые уравновесили бы и заглушили не затертые еще впечатления недавнего времени…»