Русская классика

Различные книги в жанре Русская классика

Лжесвидетель

Александр Куприн

«Его отнюдь нельзя смешивать с так называемым „благородным“ свидетелем…»

Котин доилец и Платонида

Николай Лесков

«В Старом Городе не было человека, который пользовался бы такою известностью и уважением, какими пользуется там даже в наше неуважительное время очень скромный человек, обработавший бесплодную почву ныне плодоносного городского острова. Человек этот происходил от раскольничьего колена купца Деева; но не род и не порода, а жизнь и дела этого человека дали ему его известность и почтение от ближних…»

Рыцарь нашего времени

Николай Карамзин

«…Юные супруги, с милым нетерпением ожидающие плода от брачного нежного союза вашего! Если вы хотите иметь сына, то каким его воображаете? Прекрасным?.. Таков был Леон. Беленьким, полненьким, с розовыми губками, с греческим носиком, с черными глазками, с кофейными волосками на кругленькой головке: не правда ли?.. Таков был Леон. Теперь вы имеете об нем идею: поцелуйте же его в мыслях и ласковою улыбкою ободрите младенца жить на свете, а меня – быть его историком…»

Коронованный рыцарь

Николай Гейнце

Конец XVIII века. После кончины Екатерины Великой императорская корона переходит к Павлу I, давно решившему, как надо управлять государством. Он убежден, что русские аристократы испорчены, но их можно исправить, если привить им обычаи древнего рыцарства. Истинный рыцарь живет скромно и просто, честен и справедлив, защищает слабых и обиженных – именно так поступает Павел, подавая всем пример. Однако светские интриганы, окружающие его, далеки от рыцарских идеалов. Если разменной монетой в придворных играх становится жизнь фрейлины, то пусть… Но все же есть на свете справедливость! В своем романе классик исторической литературы Николай Гейнце рисует образ императора Павла, отличный от расхожих представлений. Перед читателем – не глупец и самодур, а разумный и справедливый человек, истинный рыцарь на троне.

Опустошённые души

Василий Брусянин

«Студент Травин умирал… Как умирает кем-то подстреленная, но никем не подобранная с песчаной отмели чайка… Море искрится в лучах солнца, отражая в тихих заводях синеву неба, и тихо и нежно шепчет волной прибоя… А бедная одинокая чайка лежит на раскалённом песке, смотрит в синеву неба и не может понять, что с нею… И не знает, почему ей нельзя лететь? Она видит – лёгкими, быстрыми, вольными носятся в синеве другие белые чайки, над ними плывут белые пушистые облака, до которых так хочется долететь, а она лежит, одинокая, забытая, умирающая…»

Первое знакомство

Саша Чёрный

«Станция Мценск. Чемодан в одну руку, портплед в другую и на платформу. Поезд взвизгнул и укатил, а я остался. Скамейка с веселым соседом-скорняком, свечи на столике, недопитый чай, скептический разговор с наборщиком в коридоре и уютная ночная печаль за окном – где все это?..»

Тени утра

Михаил Петрович Арцыбашев

«Была весна. Паша Афанасьев, гимназист восьмого класса, освобожденный от экзаменов по болезни, и гимназистка Лиза Чумакова стояли у плетня, который перегораживал два сада. Лиза, прислонившись одним плечом к плетню, и с тем, еще детски серьезным и уже девически нежным, выражением своих серых, немного выпуклых глаз, которое появлялось у нее всегда в важных случаях жизни, – слушала и глядела вниз, на книгу, которую держала, и на оборки своего светло-серого платья…»

Дочь великого Барнума

Александр Куприн

«Дневная репетиция окончена. Друг мой, клоун Танти Джеретти, зовет меня к себе на завтрак: сегодня у него великолепная маньифика – „минестра“ по-неаполитански. Я испрашиваю позволения прихватить по дороге оплетенную маисовой соломой бутылочку кианти. Живет Танти (уменьшительное от Константин) в двух шагах от цирка Чинизелли, в однооконном номерке дешевой гостиницы. Семья его маленькая: он и жена Эрнестина Эрнестовна – „грациозная наездница“, она же танцует в первой паре циркового кордебалета…»

Случай у Спаса в Наливках

Николай Лесков

«В Москве, в церкви Всемилостивого Спаса, что в Наливках, в 1727 году, было два священника и дьякон. Один из священников, отец Гавриил (Григорьев), был „действительный поп“, т. е. настоящий священник здешнего прихода, а другой – отец Кирилл (Федоров) „не действительный“, а „приукаженный поп, по эпитрахильному указу“, то есть это был безместный и приставленный к церкви Всемилостивого Спаса в помощь „действительному“ священнику, отцу Гавриилу…»