Рассказы
Различные книги в жанре РассказыТетрадки под дождём
В аудиокниге «Тетрадки под дождём» студия АРДИС знакомит юных слушателей с весёлыми и поучительными рассказами известного российского писателя Виктора Голявкина, написанными для детей и о детях. Автор тепло, с добрым юмором рассказывает о жизни детей, об их проблемах, увлечениях, интересах. В оформлении использованы рисунки автора. Всему своё место Тетрадки под дождём Яандреев Я пуговицу себе сам пришил! Как я под партой сидел Передвижение комода Болтуны Как мы на самолёте летали Лукьян И мы помогали Язык Привычка Как я писал стихи Как я помогал маме мыть пол Новая рубашка Все куда-нибудь идут Неохота всё время пешком ходить Был не крайний случай Моя работа Никакой я горчицы не ел Путешественник В любом деле нужно уметь работать Пара пустяков А сегодня ей опоздать нельзя «Козёл-баран» Второклассники и старшеклассники Пятнадцать третьих Крути снежные вертя Дело не в том, что я мяч не поймал Пароход и лошадь Абсолютно верно Как я встречал Новый год Друзья Так всегда бывает Кисель Больные Вязальщик Я смотрю в окно Тыква в сундуке Птичка Коньки купили не напрасно В шкафу Секрет Мы играем в Антарктиду Про металлолом Как я всех обмануть хотел Как тётя Фрося разрешила спор Кому что удивительно Судьба одной коллекции Удивительная профессия Карусель в голове Не-а Разрешите пройти! Вот что интересно! Корреспондент Гера Крошечкин Два подарка Забыл Поиграли Настоящая дружба Горка Быстрей, быстрей! Давно бы так! Фонарики Сплошные чудеса Отдохни, Саня! Живопись и самолёты Рисунок Не успел Пять ёлок Когда споткнётся Дед Мороз Эх, Катя, Катя! Смеяться и думать Сотый рассказ
Апофеоз Геркулеса
Геркулес Сверхчеловек пытается совершить путешествие в сюрреалистическое измерение, чтобы встретиться с Богами и получить Апофеоз – самому стать Богом. На этом пути его сопровождают Морфей и Десятая Муза. Это путешествие может изменить отношение Геркулеса как к окружающему миру, так и к самому себе. "Апофеоз Геркулеса" – это история-метафора. Это история о том, как иногда человек, пытаясь выйти за пределы своих возможностей, прыгнуть выше головы, вдруг возвращается туда, откуда начинал свой путь. Это история о том, что все связано. Это история о поиске ответов на вопросы, которым не нужны ответы.
Матвеевка: братство матрешки
«…Матвеевка – совсем другое дело. Никаких вам лошадей, трамваев, бараков и запахов топки; типовые блочные дома, типовой детский сад, квадратно-гнездовая школа, обсаженная вишнево-яблоневым садом. В квартире собраны в гармошку батареи, на кухне сияет плита, а полы покрыты паркетом! Мелким, в елочку. Правда, в подвале под нами всегда подтекала вода и в неизбывной сырости плодились блохи; никогда мне не забыть котенка, заживо заеденного ими…»
Автозаводская
«…Москва – странный город, в каких-то местах бываешь тысячи раз и знаешь всё, где-то не бывал никогда и вряд ли будешь, но Автозаводская так и оставалась в стороне. Когда я ехал на метро в Домодедово, чтобы улететь куда-нибудь еще по карте Родины, и проезжал мимо Автозаводской, сердце мое вздрагивало, но мысли о предстоящем полете были сильнее. Я оказался там спустя некоторое время по очень странному поводу…»
Дом десять. Тушино
«…Зимой, чтобы попасть из Тушино в район Речного вокзала, люди ходили по льду. Это быстрее, чем ждать 199-й автобус, которого надо было сначала дождаться, потом он ехал по бульвару Яна Райниса, по улице Героев Панфиловцев, по улице Фомичевой, по улице Свободы, по Московской кольцевой автомобильной дороге, по Ленинградскому шоссе, по Беломорской улице, по Смольной улице, по Фестивальной улице, а так – сразу, по прямой, или, как некоторые говорят, напрямки, по льду, по снегу, и вот ты уже на Речном вокзале, у обледенелых бездействующих причалов…»
Ходынка
«…Лет девяти от роду я – сейчас уже не помню где – прочитал про трагедию на Ходынском поле во время коронационных торжеств Николая Второго и, надо сказать, никак не связал ее с тем лугом, по которому летом чуть не ежедневно гулял с родителями многие годы. Тем более что никаких могил или памятных знаков на Ходынке никогда не было. Никто не хотел, чтобы эту страшную (во время давки на Ходынском поле погибло почти полторы тысячи человек) и невыносимо бессмысленную трагедию (до полумиллиона людей собрались на Ходынке, привлеченные красивым зрелищем коронации и в не меньшей степени обещанием богатых подарков: а всего-то раздавали сайку, кусок вареной колбасы, пряник и пивную кружку) лишний раз вспоминали…»
Ветеран Инвалидного рынка. Аэропорт
«…Облавы прошли в один день. И рынок фактически опустел. Что конкретно стало катализатором той облавы, неизвестно. Возможно, сыграло свою роль и то, что рядом с Ленинградским проспектом стали строить дома для артистов и писателей. Может быть, кто-то из них пожаловался на неопрятный вид нищих инвалидов и их ежевечерние застолья. Может быть, какой-то чиновник решил, что такое соседство несовместимо. Теперь уже и не узнаешь…»
Третий Рим. ВДНХ
«…Останкино – вообще прекрасный и удивительный район: тут и башня, которая чуть не двадцать лет была высочайшим зданием в мире, и образцовейший парк имени главного чекиста с усадьбой графа Шереметева при входе, и антисоветские коттеджи советских космонавтов, и центральный аппарат зомбирования народа, и весь цирк телеуродов за тройным милицейским кордоном, и безразмерный Ботанический сад, один черт знает чем засаженный. Но настоящая жемчужина Останкина – это, конечно, ВДНХ…»
В начале была Сретенка…
«…Что теперь скажешь и что расскажешь? Теперь, когда прошло уж шестьдесят лет с того дня, что я тут ненароком родилась… Ненароком – потому что мама работала, гм-м-м-м, детским патанатомом. И защиту кандидатской своей прошла… со мною внутри. Да еще и работала в подвале. Словом, чуть после нового 1956-го я появилась, да и все тут. Мама была крупная, как античная статуя, и усилий для моего появления совсем немного потребовалось…»
Сухарева башня
«…Мне не понравилось всё. Сначала слово – когда мама сказала, что мы переезжаем на Колхозную площадь. Я, десятилетняя, о колхозах знала только «одет как колхозник» и «рассуждаешь как колхозник». Сочувствия у москвичей несчастные рабы, лишенные паспортов и прав, субститут уничтоженного крестьянства, не вызывали. Просто была такая данность: дикари-колхозники…»