«Возможно, мы умирали в Лондоне от чумы. Возможно, обороняли от ирокезов форт на берегу озера Делавэр. Или несли по улицам Парижа камни из стен Бастилии. Очень даже возможно. Я ведь тоже не всё знаю…»
«Степан сделал глоток кофе, глубоко затянулся сигаретой и прикрыл глаза от удовольствия. А когда вновь открыл их, то так и замер с полуоткрытым ртом, из которого все еще струился клубами дым. Кафе, в котором он только что находился, больше не было. Исчезли стулья, столы, барная стойка, посетители и крупный лысый охранник. Пропала даже чашка с кофе, которую он мгновение назад поставил на столик, испарилась и пепельница с недокуренной сигаретой…»
«Трехмерная проекция планетарного винта тихонько поблескивала в свете ламп. Сквозь ее контуры проступали очертания стола, на котором Ума развернула модель. Командир тиссоров хотела обсудить предстоящие работы с новой сотрудницей. – Ну, можно и так, – сказала Амрита, скользнув задумчивым взглядом по модели. – Надо будет посмотреть результаты геологической разведки. – И как могут повлиять на конструкцию результаты геологической разведки? – с интересом спросила Ума…»
«Голосовая команда принята. Проверка систем. Запуск. Вирткамеры проецируют на сетчатку глаза. Выбор рабочего стола – детский вариант «Новогодняя ёлка». Кот, до того дремавший на подоконнике, открыл глаза – ребёнок стоит у виртуального дерева, увешанного разноцветными игрушками. Малышка смотрит хитро. На щёчках обозначились ямочки. Кот беспечно вывернулся, свесив башку и вытянув лапы к хозяйке. Напрасно…»
«Ебцота рыл могилы. Сначала он вырыл три маленькие и теперь начал следующую, побольше. Для Сатане. Работал спокойно, размеренно – торопиться некуда, – поглубже вгрызаясь лопатой в мерзлый наст. Лучше бы, конечно, в землю, думал Ебцота. Но до земли теперь далеко. Да и незачем – не осталось почти хищников, всех забрали…»
«Ян поправил съехавшие к носу очки, хотел перелистнуть страницу, но не успел. На кресло упала тень, а на плечо легла тяжелая рука. Пришлось поднять глаза. Викинг, настоящий викинг – высокий, светловолосый и бородатый, лет сорока пяти – навис над Яном суровой громадой. Одет, правда, викинг был в свитер и джинсы, но все скандинавские предания в его присутствии оживали, врывались сквозь пластиковые окна и двери из шпона. Вот и сейчас Ян мог поклясться, что в комнате повеяло горными ветрами и послышался где-то вдалеке золотой рог Хеймдалля. Даже имя у викинга было подходящим – Олаф Виллиг. Вчера Ян с ним уже общался…»
«Туда везли самолетом. Долго летели, на север ли, на юг, в Мары или на Кушку – неизвестно. Под конец качало здорово, потом кидало, потом наизнанку выворачивало. Но сели, отдышались, отмылись, сходили на обед – и стройся. Без слов, без музыки – шагом марш на занятия. Вот тут-то мы и припухли. Потому что занятие вел поп…»
«– Возьми меня с собой в лучшее из времен, – сказала она и опустила голову мне на плечо. Пахнущие жасмином волосы щекотали нос и щеку. Мои руки лежали на ее талии. Сквозь легкую ткань багрового платья чувствовалось тепло ее тела. Вокруг нас кружились другие пары: дамы, разодетые в бальные наряды, кавалеры в парадных костюмах – калейдоскоп красок, драгоценностей и расфуфыренных щеголей…»
«– Мы заблудились! Разметки нет! Тут болото!.. Связь обрывается. Наушник сразу кажется раскаленным, словно вылетевший из печки уголь. Кой леший понес меня на эту галеру – волонтерствовать на любительском забеге по дремучему лесу!.. Хотя понятно, этот леший состоит в близком родстве с общеизвестной жабой. Потому что за участие в большинстве забегов надо платить. Но вот если поработать волонтером, то через раз или несколько можно и бесплатно. А туда, где желающих больше, чем мест, пустят в обход обычной лотереи или хотя бы впишут имя в лотерею дважды…»
«Первая волна переселенцев должна была стартовать через двое суток. Спотыкаясь о контейнеры и свертки, Навин прошел в гостиную и посмотрел на окна. Штор, которые так любила Нури, его сестра, уже не было. Раньше он не обращал на них никакого внимания, не помнил даже, какого они были цвета, но без них пустынная гостиная, лишенная привычных вещей и хоть какого-то уюта, словно стала чужой и осиротела. Скудные растения, помещенные во вместительные емкости с автоматически поддерживаемой влажностью и освещением, когда-то с большим трудом выращенные старшим братом-биологом, тоже куда-то исчезли. Не поворачиваясь, он привычно нащупал на стене выключатель и опустил защитные жалюзи. Ему еще предстояло осмотреть весь дом наверху и его нижнюю часть, подземную, в которой прожили несколько поколений его семьи. Верхний дом практически представлял собой музей прошлой жизни, когда-то жилую, а сейчас законсервированную часть некогда добротного и хорошо продуманного дальновидным архитектором строения. Собственно, сама история семьи начиналась с него, верхнего строения, но это насколько он еще помнил. А насколько не помнил, уже не узнать никогда. Да и не особо нужно, учитывая обстоятельства. Несмотря на все усилия и технические ухищрения, а также глубокую привязанность жильцов к некогда великому и блистательному прошлому, верхний дом все же представлял собой удручающее зрелище. Но так было, конечно, не всегда. Этот дом знавал и лучшие времена. Только многие из ныне живущих сами их не застали, просто потому что родились позднее. А жаль…»