Нынче что спал, что не спал. Приснится же… Прилетаю в Адлер, душечка Ксюша кидается на шею… А я жду, жду … Прохладная, как глоток шампанского… Глоток свободы… Достала, достала номер с горячей водой, сухим полотенцем! На пляж!… Бултых! Блаженство… Хватаю будильник… До аэропорта часа три… Чемодан с прошлого года наготове… Успеваю!… – Милай, ты куда в такую рань-то… Суббота нонче… Да подвинься же… Жена горячая, как утюг… Я, как блоха на сковородке… Эх, а как же мы оторвались с Ксюшей в прошлом году… Вещий сон, называется…
На толковании снов делают бабки убогие, кто не брезгует даже своей глупостью, кто не отличает деньги от удовольствия, удовольствия юмора потешить дурака своей залихватской удалью. Так похохмим и мы над этими пройдохами.
Когда засыпаешь с чувством исполненного долга и честной выгодой для себя, и снам придраться не к чему. Но когда опоздаешь на электричку, да наорешь на секретаршу. Жена опять недосолила макароны, сынок свистнул у жены сигарету… и тебе, заодно, досталось. Едва лег… Не сны – блеф кошмарный. Сына не воспитал, жену в гроб… Ну гад, – рычит секретарша, в Главке слышала,так в замах и засохнешь, у дураков вещие сны и сбываются. Накаркали. Главк молчит, секретарша нагло ухмыляется. День – как во сне. Вечером из Главка – банкет заказывай. Жена – к портнихе. Сынок пятерку принес, макарон наварил… Блеф он и есть блеф.
Этот пограничный город-крепость как кость в горле Европейского, разно племенного нашествия на Русь. Толпы гуннов, печенегов, варягов, немцев, поляков, французов, шведов и иже с ними схлынули, рассеялись по летописям, усталый город прилег на берегу озера и уснул, похоже на века… Теперь он в стороне от главных трасс цивилизованного нашествия неугомонного времени. Мир снам его.
Совесть самое молодое в нас. Совесть не научилась еще размениваться по пустякам, как например, стыд, верность, да та же раздобревшая на похвалах доброта. Совесть еще не требует мзды за неусыпную заботу о нашей чести. Совесть не тщеславна, не ревнует душеньку в делах Веры. Совесть единственное, на что может положиться страждущий милосердия, если Господь прощает врага нашего, не ведающего что творит. Пусть спокойно спит совесть, пака есть у нас Родина, есть своя крыша над головой, есть чем закусить и есть что выпить на радостях.
Бьется человек, суетится, одолеваемый безосновательным павлиньим самомнением, пытаясь обратить на себя внимание дремлющей вокруг величавой пустоты Вселенной, тыкает ее в бок жалкими шпильками-зондами, разоряя экономику человечества, добывает чудесные знания, которые на хлеб не намажешь, а в ответ – зияющее молчание во сне нестерпимо сияющих звезд, до тоски привлекательных сердцу земели, черт бы их побрал, недоступных…
Сон женщины – состояние пророчества, сон вещает о ее индивидуальном будущем, которое одно для всех женщин и предопределено раз и навсегда Судьбой Человечества, а все, что душечка хотела бы добавить Человечеству от себя лично под влиянием Моды, называемой Прогрессом, – игра кокетливого воображения Королевы, лишенной короны, придворных, мушкетеров, конюхов, лакеев, Королевой приговоренной к равенству с мужиками добывать свой хлеб и пирожное в поте лица.
Мы пользуемся лишь поверхностью русского слова, игнорируя по лени или невежеству культурные богатства двусмысленности (многозначности) слов. Художественный эффект эпитетов двусмысленности превращает, в зависимости от интонации, одни и те же слова в святое или грешное, в любовь или ненависть, в добро или зло. В итоге бытовая речь пользуется лишь двумя извилинами художественно мыслящей часть мозга. Так живой русский язык превращается в англоподобный канцелярский сленг. Аферизм художественного юмора бодрит задремавшую на архаизмах классиков старушку литературу, что не патриотично.