«… Разбитый поезд грохочет и дрыгается во все стороны. Вдруг кто-то с хамской силой хлопнул меня по спине. Я на секунду задохнулся. Сколько можно терпеть, взвыла душа, или сейчас или никогда! Я швырнул окурок, сжал кулаки и резко развернулся. Никого. Ударивший исчез. Так! Я всегда говорил, что готовность к драке – лучший способ избегнуть ее. Но тут я догадался, что дело в другом. …»
«Поговорим о вине. Поговорим о сильных и слабых свойствах этого напитка, ибо его сила состоит в том, что он порой и слабого может сделать сильным, а его слабость как раз в том, что он и сильного может обессилить. Поговорим о вине. …»
«… На четвертый день после похорон приснился старушке ее старик. Вроде стоит на тропе, ведущей на какую-то гору, неуклюже подпрыгивает на одной ноге и просит ее: – Пришли, ради бога, мои костыли. Никак без них не могу добраться до рая. Старушка проснулась и пожалела своего старика. Думает: «К чему бы этот сон? Да и как я могу послать ему костыли?» На следующую ночь ей приснилось то же самое. …»
«… Мне захотелось узнать, чему это он там усмехнулся, и я попытался незаметно заглянуть в газету. – Хотите прочесть? – спросил он живо, заметив мою не слишком ловкую попытку и протягивая газету. – Нет, – сказал я и, по тону почувствовав, что душа его жаждет общения, добавил: – Вы очень хорошо говорите по-русски. – Да, – согласился он, и его яркие глаза блеснули еще ярче, – это моя гордость, но я с юношеских лет изучаю русский язык. – Да ну? – удивился я. – Да, – повторил он энергично и добавил с неожиданным лукавством: – Догадайтесь почему? – Не знаю, – сказал я, слегка притормаживая выражение общительности, если, конечно, оно было у меня на лице. – Чтобы читать Достоевского? – Точно, – кивнул он и отодвинул пустую чашечку. …»
«… В день вылета я вместе с другими пассажирами дожидался летной погоды на сухумском аэровокзале. Наш самолет отменили, но нам сказали, что шансы на вылет остаются, только надо терпеливо ждать. Прождав часа два, я отправился в буфет, где встретил нескольких знакомых летчиков, свободных от полета. Примерно через час они меня таинственно провели сквозь какие-то служебные проходы и посадили в какой-то полутранспортный самолет с жесткими, как мне кажется, алюминиевыми сиденьями. Таинственность оказалась излишней, потому что через некоторое время в этот же самолет вошли все пассажиры, которые вместе со мной ждали погоды. …»
«… Захожу к знакомому психиатру. Сидит грустный, а раньше был такой жизнерадостный. Просто лучился. – Что такой грустный, – спрашиваю, – больные довели, что ли? – Ты что, не слыхал, – отвечает он мне, – у нас тут все изменилось. Скоро нас всех тоже выгонят. Своих врачей подбирают. – Да, – говорю, – слыхал, писатели тоже волнуются. Некоторые даже ищут правды. – Пока они ищут правды, никого из нас тут не будет, – говорит. …»
«… Странный он какой-то, мой дедушка. Интерес к нему у меня время от времени вспыхивает, но тут же гаснет. Таинственные следы его долгой-предолгой жизни в самый тот миг, когда, как я надеюсь, они должны привести к военной тропе абрека, неожиданно сворачивают в вонючий козлиный загон или на пахотное поле. Но что-то в нем есть такое, что вынуждает окружающих уважать его, и это уважение мешает им жить так, как они хотят, и они за это его часто ругают. Все это я вижу и улавливаю детским чутьем, хотя, конечно, объяснить и понять не могу. …»
«…Сейчас она заподозрила, что этот человек – посланец НКВД и они, узнав, что у них был родственник за границей, да еще бывший участник Белого движения, вышлют их из Москвы или арестуют. Боже, боже, а что, если это не так? А что, если этот человек в самом деле приехал из Франции? …»
«… Родственники, по нашим обычаям, разослали в соседние деревни горевестников, натянули во дворе укрытие из плащ-палатки, где собирались устроить тризну, и даже вырыли на кладбище эту самую яму. Колхоз выделил свою единственную машину, чтобы привезти покойника, потому что в те времена в связи с войной сделать это частным путем было трудно. Одним словом, все честь по чести, как у людей. Все, как у людей, кроме самого покойника Шаабана Ларба, который и при жизни никому, говорят, покою не давал, а после смерти и вовсе распоясался. На следующий день после печального известия приехала машина с покойником, который оказался живым. …»
«… Однажды, воспользовавшись фальшивой рекомендацией, в дом Богатого Портного проник фининспектор. Он заказал себе костюм, дал Богатому Портному снять с себя мерку, после чего уселся за стол и стал писать акт. Богатый Портной стал ему доказывать, что все это шутка, что он его узнал, как только тот появился на углу нашей улицы. Но фининспектор ему не поверил, и тогда Богатый Портной отказался подписать акт. – Не имеет значения, – сказал фининспектор и, положив акт в карман, стал уходить. …»