«…Когда, за несколько станций до Тебриза, я встретил армянского негоцианта, возвращавшегося из Индии, и послушал его рассказов о нестерпимом зное, неудобствах и опасностях пути и о многих других поэтических прелестях путешествия по Персии, Персидский залив и Бендер-Бушир представлялись мне в каком-то тумане недостигаемой дали. Нет ничего хуже подобных встреч и подобных рассказов, рассчитывающих большею частью на эффект. К счастью, натура человека вообще и натура путешественника в особенности довольно упруга, и, слушая затейливые россказни бывалого человека, путешественник держит себе на уме такое хвастливое слово: "А вот мы поедем, так будет не то, для нас и палящее солнце скроется за облака, и удушливый самум убежит на остров Буян, и дикие звери попрячутся в пещеры, расцветет пустыня, и люди обратятся в добряков…»
«Ислам, подобно другим религиям, подвергся позднейшим изменениям и прибавлениям: к числу их принадлежит и обряд целования мантии Мухаммеда, в 15 день поста, соблюдаемый только в Константинополе. Несмотря на дурную погоду, в тот рамазан, который мне довелось провести в Стамбуле, султан приехал из осенней резиденций своей в Бешик-Таши в Старый дворец, куда собрались все сановники империи, духовные, военные и гражданские, муфти, великий везир, министры и проч. С молитвами и особенным благоговением развернули из сорока покровов мантию, и тогда султан первый приложился к ней, после чего отошел на свое место, где и оставался, стоя во все время, как сановники один за другим целовали край мантии. Великим уважением окружена эта мантия, когда перед ней стоит владыка Оттоманской державы, сам халиф мусульманского мира. За обрядом лобызания наблюдает обер-церемониймейстер, вооруженный булавой или жезлом, и, разумеется, здесь, в священной молельне, тоже не забыто различие чинов: полковник не смеет целовать мантию раньше генерала. Один из султанских придворных отирает мантию кисейным платком после каждого поцелуя, и потом подает этот платок лобызающему: таким образом раздается масса платков, заранее приготовленных…»
«В мусульманском мире немало странностей, но между ними едва ли не первое место занимает мусульманский пост. Вы удивляетесь, что пост поставлен в числе странностей, и притом первого разряда, но как же мне выразиться иначе о Рамазане, о том Рамазане, который я наблюдал, в полном его развитии и блеске, в столице мусульманства – в Константинополе? Все мы привыкли соединять с идеей о посте нечто суровое, полное непрерывных лишений и умерщвления страстей: нет ничего подобного в мусульманском посте, который вдобавок еще и не прообразует никакой тайны, никакого события, исполняется неизвестно зачем и ни к чему почти не ведет. Это – пустая форма без идеи, и притом какая форма!… Заботясь о некоторой оригинальности в своей религии, Мухаммед дал мусульманскому посту необыкновенное условие: человек подвергает себя самому строгому воздержанию от пищи и питья в течение дня, но зато он может вознаградить себя в течение ночи любым угощением и наслаждениями всякого вида, за исключением вина, вообще запрещенного в исламе. Усердный мусульманин и не оставляет пользоваться размашисто дозволением своего наставника, так что Рамазан превращается из поста в самый веселый месяц в году: вместо тишины, самоуглубления и покаяния, вы видите грубое, неистовое подражание афинским ночам…»