Я смотрю на его лицо и не могу оторвать взгляд. Его лицо, ещё молодого человека, начинает стремительно меняться, стареть, сморщиваться. Его мёртвые глаза белеют и выползают желеобразными зеленоватыми амёбами из тёмных глазниц. Из открывшихся глазных провалов продолжает вытекать серая студенистая субстанция. Жизненный цикл танатомикробиома этого организма вместо месяцев занимает секунды! Под одеждой его тело двигается, красная материя пуховика шевелится! Несколько мгновений кажется что труп силится встать, он дёргает руками и затихает… Мне становится дурно.Я не в состоянии отвести глаза.Я бессилен что-либо сделать.
Я смотрю на его лицо и не могу оторвать взгляд. Его лицо, ещё молодого человека, начинает стремительно меняться, стареть, сморщиваться. Его мёртвые глаза белеют и выползают желеобразными зеленоватыми амёбами из тёмных глазниц. Из открывшихся глазных провалов продолжает вытекать серая студенистая субстанция. Жизненный цикл танатомикробиома этого организма вместо месяцев занимает секунды! Под одеждой его тело двигается, красная материя пуховика шевелится! Несколько мгновений кажется, что труп силится встать, он дёргает руками и затихает. Мне становится дурно. Я не в состоянии отвести глаза. Я бессилен что-либо сделать…
Серое, будто пузырчато-губчатое, тело чем-то напоминающее маленького, недоразвитого ящера мезозойской эры. На изогнутой спине твари сложены, причудливым образом, крылья, похожие на лохмотья выцветшего, в грязных пятнах, армейского брезента. Она стоит, пригнувшись к асфальту, на четырёх конечностях, действительно трёхпалых. Вытянутая морда, напоминающая лицо подстриженной на лысо женщины, с неестественно вытянутой, выступающей вперёд, гипертрофированной челюстью, обращена к нам. Стреловидные короткие уши шевелятся по бокам покатого, переходящего «костяным плавником» в хребет, в вертикальных складках, лба. Её глаза, огромные и завораживающие, как два бездонных, бесконечно-чёрных колодца отражают, впитывают наши лица. В этих глазах легко раствориться, потерять себя, забыть страх …