Очнулся я в ужасно неудобной позе вертикального шпагата, под прессом полуторатонной железяки. Меня зажало между кузовом и землёй. Оказалось, крайне неуютно от прижигающей спину раскаленной выхлопной трубы моего бедного «Москвиченка». И если бы не маленькая кочка, за которую зацепилась бампером машина при падении, после тройного кульбита выхваченной при злосчастном обгоне бровки. То не писал бы этих строк ваш покорный слуга. Я лежал под гнетом очередного фиаско, и меня раздавливала, и жгла спину, не раскаленная выхлопная труба двигателя внутреннего сгорания. А моя глупость, похоть и тщеславие. Мои же друзья при этом грандиозном сальте, по вылетали из раскрывшихся как крылья дверей автомобиля, кто куда. А главное, что все остались живы, и невредимы, физически и морально. Даже Москвич приземлился на колёса. И один я лежал приплюснутый к матушке земле на грани смерти и полного позора.
Наверное, редкие идиоты в середине девяностых стремились на срочную службу. В основном почти все старались закосить или откупиться. Если, конечно, они не были действительно патриотами, идейными молодыми людьми со своими определенными принципами. Или же просто косикопоры, неудачники, которым необходимо было на время исчезнуть, сбежать от всех и возможно от себя. И каким-то образом на тот момент жизни таким же балбесом оказался я, после того как разбил в дребезги отцовского «Москвича» угнав его в тихую и поехав отдыхать с компанией товарищей. Моя совесть и стыд хотели бросить техникум на последнем курсе перед самым выпуском и сбежать в армию, но родительская мудрость победила и я доучился. Получил диплом и потом только отправился топтать государственные сапоги, есть перловку, считать дни до дембеля и умирать на плацу.
Сохатый – зверь гордый, хоть и упавший, но унизить себя не позволит, его волки и медведи боятся, просто так в лобовую не прут. А тут какой-то сморчок, енот – переросток, будет шкурку царапать.