Все попытки реализации утопических проектов (проектов глобального преобразования реальности или создания «с нуля» новых обществ) на государственном уровне неизменно терпели крах, наталкиваясь на то, что Д.Скотт определил как «метис»: особый род практического знания, которое невозможно было учесть и унифицировать в рамках утопической проектной логики. Причина краха утопических проектов городского планирования крылась в том, что их создатели пытались построить идеальный город, своего рода произведение искусства. Если для создания идеального города нужен не только архитектурный план, но и подходящие строительные материалы, то для создания идеального утопического сообщества нужно не только представление о том, какой способ человеческого сосуществования является идеальным, но и люди, готовые строить свою жизнь в соответствии с этим представлением. Для того чтобы создать такое сообщество, его члены должны относиться к жизни сообщества как к произведению искусства. Повседневность, то есть привычные действия, совершаемые автоматически, должна стать осмысленной. Идеальный город был невозможен без идеального архитектурного плана, идеальное человеческое сообщество без идеальных внутренних механизмов упорядочивания и контроля, которые не только превращали бы определенное количество людей в единый организм, но и трансформировали повседневность, выстраивая жизнь по модели искусства. Описанию и анализу практик воплощения утопии, на примере одного из утопических сообществ и посвящена данная статья.
Советская модель экстенсивной модернизации породила несколько специфических типов поселений. Самый характерный – поселок городского типа (ПГТ), который совмещает в себе черты сельского быта и индустриального типа производства. В таких поселках сформировались специфические сообщества, особенности которых проявились после распада советского мира. В 1990‑е годы, пока ПГТ постепенно умирали, стало очевидно, что импорт рабочей силы сопровождался в числе прочего и импортом некоторых структур, которые организовывали время и пространство людей, работающих на заводе. Статья посвящена механизмам социального распада, которые во многом были предзаданы колонизационной технологией освоения пространства и специфическим чертам сообщества, которое сформировалось в ПГТ после крушения Советского Союза и существует по сей день.
Разным обществам присуще разное представление о ребенке и детстве. Отличие этих представлений в обществах традиционных и индустриальных связано с наличием в индустриальных обществах воспитательных технологий – комплекса практик и ритуалов, которые призваны сформировать будущего гражданина. Такие практики в отличие от практик воспитания в обществе традиционном носят систематический характер и воспринимаются именно в таком качестве. Это подразумевает появление профессии, связанной исключительно с воспитанием. В таком смысле мы не можем говорить о воспитательной технологии в русской традиционной крестьянской культуре или в культуре жителей Самоа, где воспитание детей включено в повседневную жизнь, является ее неотъемлемой частью и осуществляется всеми членами сообщества. Если же речь идет о городских индустриальных обществах XIX века, то анализировать практики воспитания в этих обществах без рассмотрения воспитательных технологий, присущих этим культурам, невозможно. Практики воспитания в таких обществах – воплощение определенной воспитательной технологии, идет ли речь, к примеру, о дисциплине в публичных школах в Великобритании XIX века или в организации скаутского движения в Америке середины века XX. Однако разные представления о ребенке и детстве свойственны не только традиционным и индустриальным культурам. В индустриальных обществах XX века эти представления также имеют свою специфику. Она отражается не только в литературе (как детской, так и взрослой), живописи, материальном мире (игрушках, одежде, структуре пространства дома и города), но и в воспитательной технологии: игры, практики и ритуалы, которые считаются наиболее подходящими для воспитания детей и подростков.