«Ира вышла из автобуса. Успело стемнеть. Она и не думала, что уже так поздно. Все-таки сессия – это мрак. Наверное, в целом свете не найдется более несчастного существа, чем студент во время сессии. И не найдется более счастливого, чем тот же самый студент, успешно сессию сдавший. Сегодня Ира расквиталась с последним экзаменом – римским правом. Профессор долго кочевряжился, ворчал себе под нос, но все же поставил в зачетке заветную троечку…»
«– Венька, задрыга такая, выходи! Выходи, кому сказано! Жильцы уже приехали, вещи сгружают! – Старый, отстань, не мешай! В сортире хорошо думаеццо! Прокоп начал колотить в дверь ногами. Ему ничего не стоило просто скользнуть в щель под дверью, но старый домовой-господар пока еще сохранил остатки былой культурности. Заставить себя без разрешения влезть в занятый туалет он не мог…»
Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше. Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…
Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше. Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…
Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше. Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…
Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше. Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…
Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше. Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…
«…Харламов вышел на балкон и закурил. – Ф-фу-у!.. – выдохнул он, пуская дымную струйку. – Ну и духотища же! – И не говори! – откликнулась с кухни жена. – Может, отпуск возьмешь, в Сочи съездим? – На какие шиши? – пробурчал муж. – Я еще за машину не расплатился…»
«Ольга с отвращением заглянула в зеленоватый аквариум. В мутной воде плавали совсем не рыбки, а какие-то омерзительные белесые червяки, похожие на длиннющих пиявок. Разбухшие туши медленно колыхаются, оставляя за собой чуть заметный студенистый след, похожий на капли жира…»
«Ира вышла из автобуса. Успело стемнеть. Она и не думала, что уже так поздно. Все-таки сессия – это мрак. Наверное, в целом свете не найдется более несчастного существа, чем студент во время сессии. И не найдется более счастливого, чем тот же самый студент, успешно сессию сдавший. Сегодня Ира расквиталась с последним экзаменом – римским правом. Профессор долго кочевряжился, ворчал себе под нос, но все же поставил в зачетке заветную троечку…»