Смерть Сталина в 1953 году положила начало периоду расцвета советского кинематографа. Оттепель стала временем либерализации как политической, так и культурной жизни в СССР; выходившие в те годы фильмы, со свойственными им формальным новаторством и социальной ангажированностью, оказались в центре международного кинодискурса. В своей книге «Кинематограф оттепели. Пространство, материальность, движение» Лида Укадерова предлагает анализ некоторых фильмов, снятых в СССР в 1958–1967 годах, чтобы доказать: пространство – и как визуальная составляющая фильмов, и как социально значимый топос – играло в кинематографе этих лет ведущую роль. Открываясь дискуссией о восприятии малоизученного панорамного кино СССР конца 50-х, исследование Укадеровой уделяет пристальное внимание кинолентам Михаила Калатозова, Георгия Данелии, Ларисы Шепитько и Киры Муратовой. Автор показывает, что работы всех этих режиссеров были вдохновлены стремлением через призму кино исследовать важнейшие проблемы идеологии, общественного прогресса и роли личности в постсталинской культуре.
Становление России как великой державы в XVIII веке обычно связывают с радикальной «западнической» программой реформ Петра I. Однако российские военные не просто копировали армии других стран: адаптируя наработки своих соседей с Запада и Востока, Россия сформировала собственное видение военной стратегии и тактики. Кэрол Стивенс рассматривает социальные и политические факторы, лежащие в основе военной истории государства, причины успехов Российской империи в XVIII веке и жертвы, принесенные ради этих успехов.
Основанная на исследованиях, проведенных в 1996–1998 годах, книга Джули Хеммент прослеживает историю женского движения в постсоветской России и его взаимодействия с неправительственными организациями. С помощью этнографической оптики Хеммент анализирует деятельность активисток девяностых годов на примере тверской группы «Женский свет». Поскольку представления об идеальном гражданском обществе у активисток и организаций-спонсоров зачастую не совпадали, работа таких организаций обычно балансировала между ощущением безграничных возможностей и непониманием со стороны НПО и фондов.
Исследование Элис Виртшафтер посвящено тому, как российские дипломаты после Наполеоновских войн понимали идею европейской безопасности и работали над доктриной восстановления и поддержания мира, реализованной в договорах 1814, 1815 и 1818 годов. Внешняя политика Александра I зачастую воспринимается как жесткая и экспансионистская, но работа Виртшафтер оспаривает такие оценки, показывая прагматичность Российской империи и ее стремление действовать в согласии с другими влиятельными европейскими государствами.
С конца XIX века до начала Второй мировой войны американские эксперты по России изучали стремительную индустриализацию и сопровождавшие ее социальные потрясения. Увлеченные идеями модернизации дипломаты, журналисты и ученые из разных политических кругов пытались обосновать или оправдать огромную цену прогресса – при этом многие американские интеллектуалы в своих работах использовали клише о русской пассивности, «отсталости» и фатализме, чтобы объяснить для себя те издержки, которые несло население страны. В своем исследовании Дэвид Энгерман подчеркивает, что интерес американцев к России и СССР был связан в первую очередь с экономикой, – и показывает, как этот интерес в итоге глубоко влиял на политику самих США.
Волков в дореволюционной России было много. Волки демонизировались, истреблялись, но иногда вызывали восхищение. Ян Хельфант исследует значение волков с точки зрения культурологии и экокритики. В книге рассматриваются способы, с помощью которых охотники, писатели, защитники природы, ученые, врачи, правительственные чиновники и другие люди обсуждали «волчью проблему» России – в частности, ту угрозу, которую представляли бешеные волки. Хельфант объясняет, как волки стали символом российской идентичности за рубежом и внутри страны, повлияв на представления жителей России о мире природы и русское общество в целом.
Книга Кати Дианиной переносит нас в 1860-е годы, когда выставочный зал и газетный разворот стали теми двумя новыми пространствами публичной сферы, где пересекались дискурсы об искусстве и национальном самоопределении. Этот диалог имел первостепенное значение, потому что колонки газет не только описывали культурные события, но и определяли их смысл для общества в целом. Благодаря популярным текстам прежде малознакомое изобразительное искусство стало доступным грамотному населению – как источник гордости и как предмет громкой полемики. Таким образом, изобразительное искусство и журналистика приняли участие в строительстве русской культурной идентичности. В центре этого исследования – развитие общего дискурса о культурной самопрезентации, сформированного художественными экспозициями и массовой журналистикой.
Отмечая личную приверженность Достоевского русскому православию, Джонс утверждает, что понять вымышленный мир писателя можно только оценив полифонию самых разных отраженных в произведениях религиозных переживаний – от истовой веры и до радикального неверия. Как автор романов Достоевский пренебрегал внешними проявлениями религиозности и показывал, что путь человека к «осанне» должен проходить через «горнило сомнений». Малкольм В. Джонс – почетный профессор русского языка в Ноттингемском университете (Великобритания), один из основателей и почетный президент Международного общества Достоевского. Автор книг и статей о Достоевском, некоторые из которых уже доступны на русском языке: в частности – «Достоевский после Бахтина», опубликованная в 1998 году.
Джастин Вир рассматривает сложные взаимоотношения между авторской саморефлексией и литературной традицией в трех самых известных русских романах первой половины двадцатого века: «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, «Доктор Живаго» Бориса Пастернака и «Дар» Владимира Набокова. Оригинальное прочтение этих романов выявляет значительный сдвиг, произошедший в русской традиции психологической прозы 20 века. Согласно Виру, все три романиста по-своему отвечают на двойной кризис, характеризующий их время: общую модернистскую дестабилизацию идентичности и отчуждение от литературной традиции, случившееся после Революции 1917 года.
В своем исследовании Барбара Энгель обращается к голосам отдельных людей, чтобы показать, как российские женщины из различных социальных слоев были затронуты историческими изменениями и, в свою очередь, сами влияли на историю. Использование в исследовании женской оптики дает свежую интерпретацию прошлого России и позволяет лучше понять, как на протяжении веков менялись отношения пола и власти.