Якоб и индейцы
«История эта давних дней – да не обделит Господь всех, кто жил в то время, и потомство их. Так вот, в те дни Америка, понимаете ли, была другой. Это была красивая страна, но если бы вы увидели ее сегодня, вы бы не поверили. Ни автобусов, ни поездов, ни штатов, ни президентов, ничего! Ничего – только колонисты, да индейцы, да дикие леса по всей стране, да дикие звери в лесах. Вы представляете, какое место? Вы, дети, теперь об этом даже не задумываетесь; вы читаете об этом в учебниках – но что там напишут? А я заказываю разговор с моей дочерью в Калифорнии и через три минуты говорю: «Алло, Рози?» – и Рози мне отвечает и рассказывает о погоде, как будто мне интересно знать! Но так не всегда было. Я вспоминаю мою молодость – все было не так. А при дедушке моего дедушки опять-таки все было по-другому. Послушайте рассказ…»
Счастье О'Халлоранов
«Крепкие ребята строили Великую Магистраль в начале американской истории. А работали на той стройке ирландцы. Дед мой, Тим О'Халлоран, был в те поры молодым. Весь день вкалывает, всю ночь пляшет, была бы музыка. Женщины по нем сохли – у него на них был глаз и язык без костей. А надо кому по шее накостылять, он опять же пожалуйста – уложит с первого удара…»
Дьявол и Дэниел Уэбстер
«Вот какую историю рассказывают в пограничном краю, где Массачусетс сходится с Вермонтом и Нью-Гэмпширом. Да, Дэниел Уэбстер умер – во всяком случае, его похоронили. Но когда над Топким лугом гроза, слышно, говорят, как раскатывается по небесам его голос. И говорят, если подойти к его могиле да позвать его громко и ясно: „Дэниел Уэбстер! Дэниел Уэбстер!“ – задрожит земля и деревья затрясутся. И немного погодя услышишь басовитый голос: „Сосед, как там Союз стоит?“ И уж тогда отвечай: „Крепко стоит Союз, стоит как скала в броне, единый и неделимый“, а не то он прямо из земли выскочит. Так мне, по крайней мере, в детстве рассказывали…»
Императорское послание
«Считается, что император тебе единственному, ничтожнейшему из подданных, неверной тени, убегающей в дальнюю даль от сиятельных лучей его императорского солнца, именно тебе император со смертного одра своего направил послание…»
Перед Законом
«Перед Законом стоит стражник. К этому стражнику подходит сельский житель и просит впустить его внутрь Закона. Однако стражник говорит, что не может теперь позволить ему войти. Подумав, мужчина спрашивает, сможет ли он войти попозже. Может быть, отвечает стражник, но сейчас нельзя. Поскольку врата Закона не заперты, а стражник отошел в сторонку, мужчина приседает на корточки, чтобы рассмотреть, что там внутри. Заметив это, стражник, смеясь, говорит ему: «Коли тебе так уж приспичило, попробуй войти вопреки моему запрету…»
104 страницы про любовь
В книге известного драматурга представлена одна из ранних пьес «104 страницы про любовь», которая вызвала в свое время живой интерес зрителей и читателей. По ней снят популярный фильм «Еще раз про любовь».
Как строилась Китайская стена
«Итак, вот одна из причин, почему строили по частям; но, вероятно, есть и другие. И нет ничего странного в том, что я так долго задерживаюсь на этом вопросе, ведь это основной вопрос для всего возведения стены, хотя он на первый взгляд и кажется не существенным. Но если я хочу передать мысли и чувства тех времен, то трудно исчерпать всю его глубину…»
Гаспар из Тьмы. Фантазии в манере Рембрандта и Калло
Рождение жанра стихотворений в прозе связывают с Францией и романтизмом, его началом считают книгу миниатюр поэта-романтика Алоизиюса Бертрана «Гаспар из Тьмы. Фантазии в манере Рембрандта и Калло»
Острие бритвы
«Острие бритвы» – одно из лучших произведений Моэма. Не просто роман, но подлинная «школа нравов» английской богемы начала ХХ века, книга язвительная до беспощадности и в то же время полная тонкого психологизма. Сомерсет Моэм не ставит диагнозов и не выносит приговоров – он живописует свою собственную «хронику утраченного времени», познать которую предстоит читателю!
Сельский врач
«Я был в большом затруднении: неотложная поездка мне предстояла; тяжелобольной дожидался меня милях в десяти отсюда в деревне; сильнейший буран засыпал снегом немалое между ним и мною пространство; имелась у меня и повозка, легкая, на больших колесах, для наших сельских дорог то, что нужно; закутавшись в шубу, с саквояжем в руке, я готов был выехать, да все топтался на дворе – не было лошади! Где лошадь? Собственная кобыла моя околела как раз прошлой ночью, не выдержав испытаний ледяной зимы; а служанка бегала по деревне, пытаясь выпросить у кого-нибудь лошадь, да все без толку, и я знал, что толку не будет, и торчал тут как неприкаянный, снег засыпал меня, все больше превращая в оцепенелый ком…»