Волшебный мир снов. Альбина Селицкая. Как научиться управлять своими снами. Михаил Комлев

к мужу, а когда оглянулась, старец пропал. В тот день молодые действительно наловили много рыбы.

      Война в Абхазии

Отрывок из дневника Альбины Селицкой:

      14 августа, 1992 год

      Этой ночью снился сон. Он был очень жуткий. Я нахожусь в очень красивом доме белого цвета в два этажа, и вдруг приехали военные. Много их, они везде – и в доме, и около дома, и сидят на земле – всюду, и больше нет людей, только военные. Я куда ни пойду, кругом они. Вышла из дома, а вода по улице бежит ручьем и грязная, черная. Я стала улицу мести, да куда ни ткнусь, везде гниющие трупы. Сама думаю, когда этих людей успели убить, если гниют они? Кошмар во сне.

      Проснулась и думаю, мне военные приснились, видимо, потому что работала я раньше с ними. Но не могла себе представить, что не сон это был, а явь. В этот день все было очень тревожно. На работу многие не вышли. Я за целый день ни разу не спустилась к морю с девочками, а стояла и с тревогой смотрела, сама не знаю почему, на море, то в сторону Сухуми, то в сторону Гудауты. Я с такой болью смотрела на море, будто видела его последний раз. Мне было очень плохо. Я разволновалась, хотела поехать в Гудауту. Вот стою на берегу, смотрю в море, слышу, гудит сирена, знаю, что это такое, так как живу с военными, но, думаю, здесь, в Приморском, не поняла да и не обратила на это внимание. Это было в два часа дня, а уже через полчаса мы были в Гудауте. Когда въехали в город, поняли, что случилось что-то страшное. Когда узнали, что началась война, я поняла: это надолго.

      Я ненавижу войну, нет слов, которыми могла бы описать этот кошмар, а как больно это пережить вольному горному человеку! Первое, что было нужно, это информация, но ее нет. Отрывки фраз, рассказы очевидцев. У кого истерика, у кого паника.

      Я когда послушала президента Абхазии, поняла, что все серьезно, но не могла поверить, не могла осмыслить. Я только и могла, что утирать слезы, проклинать войну да, глядя на наше звездное небо, выть по-волчьи. Это был не стон души, это был вой. Я не хотела терять свою Родину, свою любимую и самую красивую и дорогую мне Абхазию.

      Выла я три дня, положение становилось все хуже. Я ничего не могла делать, руки опускались, шок, от которого можно заболеть. Сотни беженцев, военные начали срочную эвакуацию, за три дня через гарнизон прошли все мои близкие, знакомые, малознакомые и совсем не знакомые мне люди, и все были друг другу как родные. Хотелось чем-то помочь, но что я могла сделать? Помидоров или воды дать? Может, просто успокоить и сказать: «Война кончится. Не бойтесь. Все будет хорошо». Мне в это хотелось верить каждую минуту. Беженцы были не только из Гудауты, они были и из Сухуми, и из других городов. Все, что они говорили, было ужасно. В душе нарастало такое горькое чувство: дайте мне оружие, пойду на передовую. Не могу, не могу я уехать из Абхазии. Мне некуда ехать, это моя Родина. Я не хочу, чтобы вы видели то, что видели мы в Абхазии. Люди сутками стояли в очереди за хлебом, Гудаута в блокаде, в Сухуми из Тбилиси поступает гуманитарная помощь, а в Гаграх комендант пьет шампанское и угощает им своих союзников. Как больно и противно, когда тебя хотят поставить на колени, хотят заставить забыть