Гароэ. Альберто Васкес-Фигероа

сказать?

      – Какая разница? Я тоже не понимаю и половины того, что происходит вокруг, и не схожу из-за этого с ума. А что теперь мы будем делать, мой лейтенант? – Переночуем здесь и отдохнем, – мягко сказал лейтенант. – Похоже, у Ареса вывихнуто плечо, у меня распухла лодыжка, и у всех нас содрана кожа на ладонях. Проклятые весла!

      – Схожу-ка за водой и провизией, а то как бы с приливом шлюпку не унесло вместе со всем содержимым, – вызвался неутомимый саморец и, скользнув взглядом по ноге своего командира, мрачно прокомментировал: – Лодыжка начинает смахивать на спелый баклажан. Очень больно?

      – Только когда я танцую… Ты справишься один?

      – Лучше, чем с вашей помощью, конечно… – Он повернулся к третьему спасшемуся, который сидел с отсутствующим видом, вперив взгляд в горизонт, и поинтересовался у него: – Как твоя рука?

      – Какая рука? – переспросил тот, словно вернувшись откуда-то издалека.

      – Та, что висит у тебя плетью…

      Амансио Арес опустил глаза, посмотрел на руку, будто увидел ее впервые, не сделал даже попытки ею подвигать, но вскоре проговорил:

      – У меня все болит. Может, это рука, а может, и нет…

      Сочтя ответ несуразным, Бруно Сёднигусто только пожал плечами и начал спускаться между камней к тому месту, где находилась злосчастная шлюпка.

      Когда наконец он вернулся, с трудом дотащив на себе фляжку и промокший мешок с провизией, уже начало темнеть.

      Они с жадностью попили, без аппетита поели и, как только вокруг сгустились сумерки, не могли не поддаться странному чувству уныния, заметив там, далеко-далеко на горизонте, дрожащий огонек.

      Это трое отчаявшихся мужчин подожгли свою одежду, в последний раз с тоскою моля о помощи.

      Но никто не мог прийти им на помощь.

      Молодой офицер Гонсало Баэса привалился к лавовой стене и крепился изо всех сил, чтобы не застонать от невыносимой боли, охватившей его ногу, которая приобрела фиолетовый цвет. Однако он не сумел справиться со слезами, навернувшимися на глаза, стоило ему перебрать в памяти все события этого дня – его первого дня в роли командира, – закончившегося ужасным несчастьем.

      Он потерял две трети личного состава.

      Четверых из шести.

      Один дезертир и трое обреченных на самую ужасную смерть, какую только можно себе представить. Единственное, что он мог сказать в свое оправдание, сводилось к тому, что ему не хватило смелости отказаться от исполнения приказа, сопряженного с чрезмерным риском.

      Зачем было так спешить?

      Почему понадобилось срочно пускаться в плавание вокруг неизвестного острова, не располагая необходимыми средствами?

      Антекерец был подготовлен к тому, чтобы противостоять вооруженному противнику на поле боя, но никак не отправиться в глубь океана на неустойчивом суденышке, таком плоском, что на нем даже нельзя было поставить хоть какой-то парус, – и вот вам, пожалуйста, результат.

      Он мечтал о блестящей военной карьере, а она провалилась