Не пущу. Александр Гарцев

ей грудью вздохнул этот свежий луговой и лесной воздух свободы и вернулся в комнату.

      – Ну вот здесь и будешь обитать. – обратился к нему помощник Поликарпа Ивановича. – все, как и договаривались. Да, Андрон, и побродяжничал же ты по свету, а все равно вернулся. Нет лучше родных мест, правда?

      Андрон кивнул.

      Действительно, хорошо вернуться в родные края. Да вот не к кому. Дети, выросшие практически без него, разъехались. Жена, продав квартиру, тоже туда же, за лучшей долей, за новым счастьем, которое практически и нашла, выйдя замуж. Тоже далеко. А здесь у него – ни кола, ни двора. Спасибо, старые знакомые помоги. Не бросили. Работу вот с жильём подыскали.

      – Да, – кивну он, – лучше родных мест нет.

      – Крош, – скомандовал старший молодому, – давай, по последней. Наливай.

      Петров, по прозвищу, Крош, знакомый Андрону еще по временам юности, указание начальства исполнил быстро и пустую бутылку поставил на пол.

      Рядом со стулом.

      – Спасибо, ребята, – растрогался Андрон, – и не присаживаясь поднял рюмку. – за вас. За мое возвращение.  А главное, за то, что у меня есть работа, и жилье. Спасибо вам, мужики.

      От этого слова "мужики", видимо режущего им слух, оба его партнёра поморщились, но ничего не сказали. Выпили. встали. Загремела и покатилась по полу пустая бутылка.  Пожали Андрону руку. И скрипнув старой покосившейся дверью вышли.

      – Как мужиком был, там, так мужиком и остался- философски произнес старший, безнадежно махнув рукой. – да черт с ним, пусть живет, как хочет. Помог в своё время нам. Заслужил. Пол сказал, что надо помочь парню. Пусть поработает пока. А там посмотрим.

      Молодой сел за руль новенькой Audi. Черная блестящая машина, взвизгнув шинами по мокрому асфальту, умчалась в город.

      Уже к вечеру, осмотрев свое хозяйство, довольный и радостный новоиспечённый охранник обустроился окончательно.

      С учетом того, что завод был обнесен высоким бетонным забором, по которому клубились волны колючей проволоки, сюда никто к нему и не сунется. А здесь в заводской проходной, которой, по сути, и был небольшой кирпичный двухэтажный домик, все было уютно.

      Внизу сама проходная: небольшая дверь рядом с автомобильными воротами.

      Это вход в тамбур. Затем вторая – это узкий проход мимо окна охранника и выход прямо к зданию первого цеха.

      Металлические двери закрывались на мощные щеколды, и никто их не мог открыть, кроме охранника.

      Для этого надо было нажать черную кнопку и мощные магниты, громко звеня, отпускали дверь, и она со скрипом автоматически открывалась.

      – Тут надо бы потом смазать – подумалось Андрону.

      Красная кнопка и дверь закрылась, также громко и со скрипом.

      Над проходной было две комнатки. Одна кухня. И комната, видимо для отдыха персонала. Но так как персонала не было, то обе они оказались в распоряжении Андрона. Чему он, отвыкший за годы скитаний от собственного жилья, был несказанно рад.

      Андрону повезло. Стоявший на самой окраине города завод – это и был его и объект охраны и жилье и старый добрый друг.

      Почему друг? Да потому что все ему здесь было знакомо.

      Именно здесь начинал он, молодой рабочий, выпускник училища, координатчик, свою трудовую биографию. Здесь работал до армии. И после, пока не связался с друзьями фарцовщиками не покатился по наклонной в этот другой невидимый мир серой скрытой от глаз экономики.

      Андрон встряхнул головой, как бы сбрасывая ненужные воспоминаний и пошел осматривать свое новое хозяйство, где отныне он был единственным командиром и единственным солдатом.

      Особенно любил Андрон гулять днем по пустым заводским цехам. Расхаживать среди ровных рядов станков, читать таблички. А порой встанет на рабочее место, например, координатчика, как в старые добрые времена, и давай, как ребенок, крутить разные ручки и представлять, как поворачивается на магнитном столе деталь, как медленно крутящаяся острозубая фреза подкрадывается к ней и начинает строгать тонкую блестящую вьющуюся звонкой лентой стружку.

      Красота.

      Тишина была такая звенящая. Его шаги громом прокатывались от станка к станку, от старых огромных окон к стеклянно-матовой крыше и возвращались обратно гулким усталым эхом.

      Цех, когда – то главный цех завода, казалось, замер лишь на минуту, на обед, на перекур.

      Еще минута – другая и выйдут из курилки токаря, вернутся из раздевалки, перекусившие работницы, включат свои штампы, токаря заправят прутками на тридцать мм свои револьверные полуавтоматы и загудит, задрожит, забарабанит главный заводской цех.

       Но в звенящей морозной тишине только гулкое эхо одиноких шагов Андрона беспомощно и тоскливо металось по замершему и брошенному всеми цеху.

      Иногда к нему гости заходил приходской священник батюшка Владимир.

      Они пили чай. И много рассуждали о современной жизни, сравнивали все ее аспекты с жизнью в советские годы.

      Благо, оба успели