Вечный огонь. Вячеслав Бондаренко

Я вам что, лично все растолковывать должен? – Комполка повысил голос, на его круглом, самодовольном лице зло вздыбились бровки. Выглядел он очень комично. – Ваши роты, господа, должны будут произвести демонстрационную атаку на германские позиции. Красивую, в полный рост, как полагается. А командарм будет наблюдать за ней. Проведет, так сказать, инспекцию. Что непонятного?

      Штабс-капитаны молча переглянулись. В уставах не сказано, что офицеры после получения приказания могут молча переглянуться, но в этом случае движение получилось непроизвольным у обоих. Первым справился с ошеломлением Владимир.

      – Но, господин полковник… Боевые участки наших рот приходятся на сильно укрепленную позицию обороны противника. Чистое поле, в котором расположено десять бетонных дотов! А перед ними – пятнадцать рядов наэлектризованной колючки… Атаковать такие укрепления в лоб – это значит бессмысленно погубить роту.

      – Че-пу-ха, – безапелляционным тоном оборвал полковник. Наверняка таким же тоном он осаживал какого-нибудь зарвавшегося слушателя своей юридической академии. – По-вашему, безвылазно сидеть годами в окопах, ничего не предпринимая, – это более осмысленно? Командарм пожелает увидеть бодрые, активные войска, рвущиеся в бой. Войска, которые сметут на своем пути любые доты! А вы что предлагаете? Показать ему одуревших от скуки босых людей, которые уже забыли, как заряжать винтовку?

      – Господин полковник, – чувствуя, как внутри него начинает подниматься что-то очень опасное, сжатым голосом проговорил Шимкевич, – эти, как вы выражаетесь, одуревшие от скуки люди держат на себе всю оборону в течение года. Без их героических усилий фронт сейчас проходил бы где-нибудь в лучшем случае под Смоленском. И бросать их сотнями на германские пулеметы и проволоку только потому, что командарму нужно показать активность, я не позволю!

      По мере того, как Шимкевич произносил эти фразы, лицо Коломейцева становилось все более и более красным.

      – Что-с?.. – наконец выговорил он свистящим шепотом. – Что вы изволили заявить только что, господин штабс-капитан?!

      – Я сказал, что никогда не отдам такого приказа своей роте, – с ненавистью глядя на Коломейцева, негромко повторил Шимкевич.

      В землянке повисла короткая пауза.

      – Молчать! Мальчишка! – внезапно выкрикнул полковник глянцево-басовитым голосом и от души стукнул маленьким кулачком по столешнице, покрытой красной скатертью с бахромой. – Вы недостойны высокого звания русского офицера, штабс-капитан! Вы не просто трус, вы еще и не выполняющий приказы начальства трус!

      Кровь бросилась Шимкевичу в голову. Он шагнул вперед, решительно сбросив с рукава руку Долинского.

      – Подожди, Паша. Обвинять в трусости офицера, раненого в бою, все ордена которого – с мечами, вам… – Владимир почувствовал, что еще немного, и эмоции захлестнут его с головой. Невероятным усилием воли он заставил себя сдержаться, сбросил руку с кобуры «парабеллума». – Вам, который отбудет здесь ценз и уедет в