Властелин пустоты. Александр Громов

его хорошо знают. Давно уже ходит он, ходит… ищет человека умнее себя, а находит только более знающих… И нет у него учеников: ужасно, когда можно только учить и не у кого учиться…» Сама мать гордилась тем, что ей однажды удалось поговорить с Умнейшим: проходя через деревню в прошлый раз, тот спросил у нее воды.

      Леон прибавил шагу и догнал Линдора.

      – Что это за Железный Зверь, как полагаешь?

      Линдор долго молчал, размышляя.

      – Дойдем – увидим.

      – А если он убежал? Ищи его… И старики с нами…

      Линдор пожал плечами – выпуклые мышцы плавно перекатились под бронзовой кожей. С такой грудной клеткой из него мог бы получиться не шептун, а прекрасный стрелок, – мужчина в самом расцвете. Неудивительно, что Филиса согласна пойти к нему второй женой. Мало ему одной…

      Леон отстал. От скуки он начал размышлять о том, почему так бывает: Трескучий лес – это одно, а Криволесье – это совсем другое. Те же деревья, да растут по-разному, свеклобабов и молочных лиан в Трескучем лесу куда меньше, чем в Криволесье, зато кость-деревьев намного больше, сладкие грибы из Криволесья имеют свой привкус – на любителя, – правда, и там, и там бабочки поют одинаково, всюду мир и изобильное благополучие. Младенец не погибнет в лесу…

      – Постой!

      Леон вздрогнул. Умнейший догнал, тяжело дыша, отирая со лба пот рукавом хитона – старику было тяжко поспевать за охотниками. От Париса он все же как-то избавился – тот шествовал сторонкой, и Леон чувствовал на себе его завистливый взгляд.

      – Скажи-ка мне, этот ваш Фавоний… он здоровый? Не заговаривается, во сне не ходит?

      – Н-нет… А что?

      – А как насчет Тихой Радости? Не злоупотребляет?

      – Н-нет. Только по праздникам.

      – Этого я и боялся… – Умнейший заметно помрачнел. – Далеко еще идти?

      – Рядом уже. Вон пригорок, за ним еще один, а за ним…

      Перевалили через пригорок, стали подниматься на следующий.

      – Стой! – скомандовал Линдор. – Слышите?

      Что-то было не так, Леон сразу это почувствовал, лишь только охотники замерли, настороженно прислушиваясь к хрупкому лесному молчанию. Что-то изменилось – неназойливо, почти неуловимо. Не то чтобы почуялась опасность, нет, – наоборот, казалось, что не хватает чего-то важного, и Леон тщетно пытался понять чего. Легонько кольнула зависть: чутью Линдора все давно привыкли доверять беспрекословно. Сильный шептун, быть ему к старости учителем, коли дозволит Хранительница.

      – Бабочки не поют, – сказал один охотник.

      – И это тоже… Парис, ты что-нибудь слышишь?

      Парис весь покрылся морщинами, тер виски.

      – Никого тут нет. Ни одного существа. Бр-р… Драконий хвост! – не нравится мне это…

      До Круглой пустоши шли молча, след в след. Умнейшего вперед деликатно не пустили: старик хоть и привык ходить, а все же не охотник, шаг не тот… Не кружили над кронами птицы, не колыхались ветви, и не шелестели листья