Вообрази меня. Тахира Мафи

ударить по нему кулаком. Пальцы снова крепко сжимают вилку – непроизвольный порыв, анализировать который я не собираюсь.

      Мы празднуем день рождения Уорнера, и я ничуть не злюсь по этому поводу. Честно, ни капельки. Все здорово, я все понимаю, у парня никогда не было дня рождения. Просто сейчас я не в настроении праздновать. Сейчас я бы хотел долбануть по этому гадскому гигантскому пирожному и швырнуть его об стену. Снова поднять его и швырнуть об стену, а потом…

      По позвоночнику вверх бежит волнующее тепло, и я замираю, хотя вижу, правда, словно издалека, как кто-то накрывает ладонью мой кулак и начинает тянуть, пытаясь высвободить, вилку. А потом раздается смех.

      Мне становится еще хуже.

      – Все в порядке? – интересуется она. – Ты в нее вцепился как в оружие.

      Судя по голосу, она улыбается, хотя сомневаюсь. Я все еще таращусь в одну точку и практически ничего не вижу перед собой. Назира умудрилась высвободить из моей руки вилку, и теперь я просто сижу; пальцы раскрытой ладони застыли, точно хотят куда-то дотянуться.

      Я чувствую, она сидит рядом.

      Чувствую ее тепло, ее присутствие. Закрываю глаза. Мы с ней так и не поговорили, я и она, наедине. Говорили, но не о нас. Не о том, как сильно бьется мое сердце, когда она рядом, и уж точно не о том, что она послужила музой для фривольных грез наяву, коими кишит моя голова. После той короткой сцены в моей спальне мы обсуждали, так уж вышло, исключительно профессиональные вопросы. И я не уверен, что стоит что-то менять. Какой смысл?

      Глупо было ее целовать.

      Я – дурак, Назира, наверное, сошла с ума, и все, что бы ни произошло между нами, – огромная ошибка. Эта девушка не выходит у меня из головы, эмоции путаются, а я продолжаю напоминать себе, продолжаю себя убеждать, что надо мыслить логически… вот только тело меня не слушает. Я так остро реагирую на ее присутствие, словно у меня сердечный приступ.

      Или аневризма.

      – Эй. – Теперь ее голос звучит серьезно. – Что случилось?

      Я качаю головой.

      – Не надо мне тут мотать головой, – смеется она. – Кенджи, ты искромсал весь торт! С тобой явно что-то происходит.

      Я чуть разворачиваюсь. Исподлобья смотрю на нее. А она в ответ закатывает глаза.

      – Я тебя умоляю, – говорит она, вонзая вилку – мою, кстати, вилку! – в растерзанный кусок торта. – Всем известно, что ты любишь поесть. Постоянно что-то жуешь. Редко прекращаешь жевать, даже чтобы слово сказать.

      Я удивленно таращусь на нее и моргаю.

      Назира соскребает глазурь с тарелки, поднимает вилку, словно леденец на палочке, и быстро сует ее в рот. Я жду, пока она оближет вилку, а потом замечаю:

      – Эта вилка уже побывала у меня во рту.

      Она задумывается. Пару секунд разглядывает торт.

      – Я решила, ты не будешь больше.

      – Да, больше не буду, – говорю я. – Хотя пару кусочков все же съел.

      И то, как она выпрямилась, несколько оскорбленный тон, с которым она произнесла: «Ну, конечно», положив вилку, наконец-то вынудило меня чуть расслабиться.