Какие большие зубки. Роуз Сабо

ударяя ею о стол.

      – Над тобой, – продолжала она, – твое лучшее возможное будущее.

      На карте значилось: туз крови. На рисунке была изображена чаша, из которой на землю текла красная жидкость, заливая толпу танцующих фигур. Это напугало меня ничуть не меньше, чем зубы дедушки Миклоша или объятия Риса. Звериная карта. Вряд ли можно было назвать такое будущее «лучшим» для меня.

      – Эта карта говорит мне, что ты, возможно, спасешь нашу семью, – сказала она. – Спасешь нас, вернешь нам силы, приведешь в порядок – не знаю, что именно это означает, – добавила она, слегка постукивая по карте, словно отчитывая ее. Я ощутила приступ страха. Страх пройдет, сказала я себе. Мне нужно держаться стойко. Она сказала, что хочет знать, что из меня выйдет. Я хотела того же.

      Она перевернула следующую карту. На ней был набросок небоскреба Крайслер-билдинг в Нью-Йорке. Люди выпрыгивали из окон, их лица были искажены от боли и страха.

      – А эта карта говорит мне, что ты, возможно, уничтожишь нас.

      – Бабушка, – сказала я. – Я буду стараться изо всех сил, обещаю. Чего бы мне это ни стоило. Я не позволю, чтобы что-то нам навредило.

      – Ты не можешь давать таких обещаний, – отрезала она, но потом вздохнула, и ее голос смягчился. – Я верю, что ты будешь стараться. Но важно, чтобы ты понимала всю серьезность ситуации. Ты стоишь на распутье. Если останешься, то ты можешь пойти двумя путями. И один из них – путь разрушения. Ты меня поняла? Это не игра, Элеанор.

      Я почувствовала себя худшим из созданий, когда-либо живших на этом свете. Все вокруг понимают, что со мной что-то не так. Люси тоже это знала, и поглядите, что я с ней сделала. Это знает Маргарет. Это знает бабушка Персефона и едва ли не каждая карта в ее колоде.

      Не таким я помнила свое детство. Мы играли в оранжерее, а бабушка Персефона подзывала нас по очереди и делала каждому расклад, чтобы ответить на любой наш вопрос. Она раскладывала карты, задавала наводящие вопросы о тревожащих нас проблемах, а потом переворачивала последнюю карту и рассказывала, что должно произойти.

      – Ты еще не перевернула последнюю карту, – сказала я. – Ту, что должна дать намек на исход.

      Она подняла на меня взгляд.

      – Верно.

      И потянулась к последней карте в колоде. Ее рука застыла над ней в нерешительности. Небо осветила вспышка.

      Бабушка перевернула карту и положила на стол, но тут же отдернула руку, словно карта ее ужалила.

      – Ах, – слабо выдохнула она.

      Я никогда раньше не видела эту карту в раскладах. Масса расплывчатых форм, которые было невозможно различить. Они извергались, расплывались спиралями из центральной массы, в которой сверкала пара желтых глаз с узкими зрачками. Посмотрев на эту карту, я оцепенела. Карта была уродлива, но мне хотелось смотреть на нее вечно.

      – Бабушка, – проговорила я. – Что это значит?

      Я подняла взгляд и с удивлением обнаружила, что крепко держу ее за руку. Бабушка сползла в кресле, ее седые волосы ручьями стекали на напряженное лицо, обрамляя