Плененная королева. Элисон Уэйр

в низкую каменную церковь Святой Радегунды, а по ночам наслаждались плотью друг друга. И постепенно, против воли, Алиенора обнаружила, что снова подпадает под обаяние мужа.

      – Я мог бы вполне счастливо жить здесь, – потягиваясь, проговорил Генрих, когда они лежали как-то утром в постели.

      – Летом тут прекрасно, – сказала Алиенора все еще сухим и официальным голосом, потому что негодование продолжало мучить ее. – Все зарастает алтеем.

      – Тогда мы вернемся на следующий год, – пообещал Генрих, встретившись с ней взглядом. – Ты все еще сердишься на меня из-за Лиможа, – сказал он.

      – Ты сделал то, что хотел. Добавить к этому нечего, – отводя взгляд, пожала плечами Алиенора.

      – Но ты чураешься меня, – посетовал Генрих. – Я имею тебя каждый вечер и каждое утро, но ты остаешься как чужая.

      – А чего бы ты хотел? – спросила она. – У тебя нет оснований быть недовольным мной. Я идеально исполняла роль послушной жены, даже рискуя потерять любовь подданных. Я позволяю тебе пользоваться моим телом, когда ты только пожелаешь. Я с тобой в постели и за столом. Многие пары живут и без этого.

      – Но между нами было что-то гораздо большее! – вспыхнул Генрих.

      – Было, – горячо согласилась Алиенора. – Но ты решил стать агрессивным мужем, ты уничтожил мои надежды на равные отношения. Я в этом браке пленница!

      – Значит, ты меня наказываешь, – решил Генрих.

      – Нет, просто теперь так обстоят дела.

      Алиенора попыталась встать с постели, но муж схватил ее запястье.

      – Ты же знаешь, я люблю тебя, – взволнованно сказал он.

      Слезы наполнили ее глаза.

      – Я люблю тебя, – повторил он.

      Мало-помалу Алиенора снова оказалась в объятиях мужа, тело ее сотрясали рыдания, она прижалась к нему.

      – Ну, ну, успокойся, – утешал ее Генрих. – Теперь ты снова моя. Клянусь Господом, я исправлю положение!

      Он принялся жадно целовать ее, и Алиенора немного расслабилась. Может быть, отношения между ними снова станут такими, какими были до Лиможа? Нет, она так не думала, но теперь поняла, что должна смирить негодование и позволить заново расцвести своим чувствам к Генри. Как они расцвели под натиском его ласк…

      Когда в декабре они возвращались в Пуатье, на сердце у Алиеноры лежал камень. Генрих наконец-то собирался в Англию и весь горел от нетерпения.

      – Я должен торопиться, – сказал он ей. – Остановлюсь по дороге в Руане, чтобы увидеться с моей матерью-императрицей. Ведь мать не пожалела затрат на это предприятие. И хочу обсудить с ней мои планы вторжения.

      Алиенора вся закипела. Генри редко можно было заставить поговорить о его планах с женой. Он по-прежнему не скрывал своего мнения, что женщины не должны соваться в политику. Но для матери он собирался сделать исключение.

      И, словно читая мысли жены, Генрих добавил:

      – Пока я отсутствую, мать должна будет управлять Нормандией,