Тайна поместья Горсторп. Артур Конан Дойл

был прислонен древний, пожелтевший свиток папируса, и перед всем этим сидел в деревянном кресле хозяин комнаты. Голова его была откинута, полный ужаса взгляд широко открытых глаз прикован к висящему под потолком крокодилу, синие толстые губы при каждом выдохе с шумом выпячивались.

      – Боже мой! Он умирает! – в отчаянии крикнул Монкхауз Ли.

      Ли, стройный, красивый юноша, темноглазый и смуглый, был больше похож на испанца, чем на англичанина, и присущая ему кельтская живость резко контрастировала с саксонской флегматичностью Аберкромба Смита.

      – По-моему, это всего лишь обморок, – сказал студент-медик. – Помогите-ка мне. Беритесь за ноги. Теперь положим его на диван. Можете скинуть на пол все эти чертовы деревяшки? Ну и кавардак! Сейчас расстегнем ему воротник, дадим воды, и он очнется. Чем он тут занимался?

      – Не знаю. Я услышал его крик, прибежал: мы ведь близко знакомы. Очень любезно с вашей стороны спуститься к нему.

      – Сердце стучит словно кастаньеты, – сказал Смит, положив руку на грудь Беллингему. – По-моему, что-то его до смерти напугало. Облейте его водой. Ну и лицо же у него!

      И действительно, странное лицо Беллингема казалось необычайно отталкивающим, ибо цвет и черты его были совершенно противоестественными. Оно было белым, но то не была обычная при испуге бледность, нет, то была абсолютно бескровная белизна, как брюхо камбалы. Полное лицо это, казалось, было раньше еще полнее – сейчас кожа на нем обвисла складками, и его покрывала густая сеть морщин. Темные короткие непокорные волосы стояли дыбом, толстые морщинистые уши оттопыривались. Светло-серые глаза были открыты, зрачки расширены, в застывшем взгляде читался ужас. Смит смотрел, и ему казалось, что никогда еще на лице человека не проступали так явственно признаки порочной натуры, и он уже более серьезно отнесся к предупреждению, полученному час назад от Хасти.

      – Что же, черт побери, могло его так напугать? – спросил он.

      – Мумия.

      – Мумия? Как так?

      – Не знаю. Она отвратительная, и в ней есть что-то жуткое. Хоть бы он с ней расстался! Уж второй раз пугает меня. Прошлой зимой случилось то же самое. Я застал его в таком же состоянии – и тогда перед ним была эта мерзкая штука.

      – Но зачем же ему эта мумия?

      – Видите ли, он человек с причудами. Это его страсть. О таких вещах он в Англии знает больше всех. Да только, по-моему, лучше бы ему не знать! Ах, он, кажется, начинает приходить в себя!

      На мертвенно-бледных щеках Беллингема стали медленно проступать живые краски, и веки его дрогнули, как вздрагивает парус при первом порыве ветра. Он сжал и разжал кулаки, со свистом втянул сквозь зубы воздух, затем резко вскинул голову и уже осмысленно оглядел комнату. Когда взгляд его упал на мумию, он вскочил, схватил свиток папируса, сунул его в ящик стола, запер на ключ и, пошатываясь, побрел назад к дивану.

      – Что случилось? Что вам тут надо?

      – Ты так кричал, что поднял ужасный