Бох и Шельма (адаптирована под iPad). Борис Акунин

не за добычей. Мы пришли навсегда. И не остановимся, пока не дойдем до Западного Океана. Теперь мир будет единым, с одним государем. От этого всем будет хорошо. Открывайте ворота без боязни. Поклонитесь великой силе и великому закону. Если нет – погибнете. Нам придется убить вас всех без пощады, потому что это первый город русов, и мы должны показать вашему народу, чтó бывает за непокорство. Пожалей своих людей, князь.

      На месте князя Манул согласился бы, не задумываясь. Но тот, когда толмач умолк, молвил лишь одно (шаман сзади тихонько перевел):

      – Так и думал, что это татарове. Про них половцы давно толкуют. Пришли, значит… – И спросил своих: – Что скажете?

      Первым опять встрял невоспитанный мальчишка:

      – Вели посадить их в железа! Будут знать, как угрожать!

      Старая хатун воскликнула (шаман перевел и это):

      – Господи, погибель наша пришла!

      Но эти – ладно. Что скажут советники?

      – Ни шлема у него железного, ни кольчуги, – пробасил воевода. – Саблишка плохонькая. Половцы, и те грознее будут. Ишь чего захотели – десятину. У нас стены дубовые, ров ледяной. Зубы обломают.

      Жрец был осторожней.

      – Если их сила – это одно, князь. А вдруг брешет он? Может, набежали за добычей, а мы им ворота откроем. Скажи ему, князь, что своего посла к ихнему хану пошлешь. Поеду с Божьей помощью. Посмотрю, сколько их и каковы.

      Одна только беловолосая девка ничего не сказала. Таращилась, пучеглазая, ладонью рот зажимала.

      Да, не было у русов ни порядка, ни истинного почтения к господину. Князь ответил каждому, будто они ему ровня.

      – Послов сажать в железа нельзя.

      Это – сыну. Манул сразу повеселел.

      Жену успокоительно погладил по руке.

      Воеводе кивнул. Жрецу даже поклонился – совсем этот князь был лядащий, безо всякого величия.

      Потом перешел на тюркский:

      – Имущество – ладно. Коли вас в самом деле много – берите. И склониться перед вашим царем я тоже готов. Но как же я десятую часть своих людей в неволю отдам? Все они – живые души.

      Голос у него был мягкий, рассудительный.

      «Отвечай что хочешь, – шепнул шаман. – Только недолго».

      Манул важно сложил руки на груди, продекламировал начало сказания о родословии Чингисхана: «Предком Чингисхана был Борте-Чино, родившийся по изволению Вышнего Неба. Супругой его была Гоа-Марал. Явились они, переплыв Море-Океан, кочевали у истоков Онон-реки, на Бурхан-халдуне, а потомком их был Бата-Чиган…»

      – Понимаю твои опасения, – перевел Калга-сэчэн. – Ты не хочешь, чтобы гнев подданных оборотился против тебя. Не бойся. Мы отберем десятую часть людей сами. Ты перед своими виноват не будешь.

      – Что ты с косоглазым толки толкуешь, батюшка? – крикнул мальчишка. – Стены у нас крепкие, воины храбрые, и гонец за подмогой в Радомир поскакал.

      Его слова, как и прежде, шаман перевел Манулу совсем тихонько. Но князь вдруг ответил сыну что-то резкое