Черный замок над озером. Екатерина Островская

раз говорил, что скучает и считает дни до того момента, когда увидится с нею снова…

      Дачный участок был большой. Одну половину его территории занимали сосны, другую – яблони. Дом стоял как раз на границе между соснами и яблонями. Дом был старый. Его давным-давно построил дедушка, когда мама Жени и тетя Ника были еще девочками. Потом дедушка умер. А мама с сестрой поссорились, и тетя Ника перестала приезжать на дачу. Вскоре на свет появилась Женя. Каждое лето с самого раннего детства она жила на даче с родителями. Но в год, когда Женя поступила в университет, мама возобновила отношения с сестрой, и тетя Ника вновь стала приезжать в не чужой для нее дом.

      Своей семьи и своих детей у тетки не было, а потому она привязалась к Жене с бешеной страстью, которую скрывала, но которая вырывалась наружу в виде неожиданных подарков. Ника Владимировна внешне была замкнутым и мрачным человеком, но с племянницей могла беседовать часами. Могла утром прийти в комнату Жени, зная, что та уже проснулась и нежится в постели.

      Заходя, спрашивала каждый раз:

      – Не спишь? Ну ладно, поваляйся еще немного. А я тебе подарочек хочу сделать.

      Чаще всего она протягивала племяннице очередную книжку какого-нибудь англоязычного графомана в своем переводе. Романы были о любви и в большинстве случаев тупые, но издательство, с которым сотрудничала Ника Владимировна, сделало на них ставку и прогорать явно не собиралось. Удивительно только, что, судя по тиражам, в России находилось немало женщин, которым нравилось читать про страдания миллионерш, которых коварный любовник сбрасывал в пруд, кишащий крокодилами, или перепиливал тормозные шланги в «Порше», зная, что подруга любит носиться по горным дорогам со скоростью сто десять миль в час. С таким же спокойствием на лице тетка подарила Жене старинные сережки с рубинами, золотое колечко с крохотным бриллиантиком, тоненькую книжку стихов Анны Ахматовой «Четки», изданную сто лет назад. А потом и свою квартиру.

      Тогда тетя Ника если и пила, то тщательно скрывала это. Конечно, Женя с мамой догадывались о ее пристрастии. Да и трудно не догадаться, если вдруг немногословная тетка удалялась работать в свою комнату, а через часок появлялась вновь – веселая и разговорчивая, с неизменной сигаретой во рту. Догадывались, но молчали. Потому что обе знали, отчего Ника Владимировна такая – просто ей не повезло в жизни: ни семьи, ни своих детей нет, и нет даже любимого человека, а может, и настоящей любви не было у нее никогда…

      Женя вышла из своей конурки, держа в руке листок с заявлением об уходе, и направилась к секретарской стойке, чтобы положить бумажку на нее. Вечером она позвонит Брониславе и попросит подсунуть заявление на подпись шефу. Сама Женя намеревалась взять больничный и появиться на работе только для получения расчета – видеть лишний раз Михал Михалыча не хотелось. Вернее, Женя боялась еще раз увидеть его. Особенно сейчас, когда они одни в этом помещении, наполненном лишь звенящей тишиной. Девушка, осторожно ступая, подкралась к стойке, протянула руку с листком, обернулась на всякий случай и… вздрогнула – Михал