Собачелла. Наталья Шицкая

пришлось. Если бы Антону Ивановичу приспичило посмотреть назад, я бы, наверное, исполнил что-то в духе Нео из «Матрицы», какой-нибудь приемчик из его боя с агентом Смитом.

      Но Антон Иванович не оборачивался. Он поговорил с продавщицей о погоде, сделал ей какой-то неуклюжий комплимент, протянул деньги, поставил полную банку с молоком в пакет и пошел к своему жигуленку. Тот был припаркован неподалеку.

      – Уф, пронесло, – выдохнул я. – Не заметил.

      Я приободрился. Весь вытянулся. И, мне даже показалось, чуть подрос в этот момент. Но не тут-то было. Тетя Таня, грузная черноволосая продавщица в белом чепце и переднике, которая знала в наших дворах каждого как облупленного, оказывается, видела все мои приседания. И пристала с расспросами:

      – Андрюха, чего рыщешь? Со взрослыми не здороваешься?

      – Здрасте, – ответил я, вдруг вновь став маленьким. Теперь я не возвышался над тетей Таней, а почти уткнулся носом в ее передник и рассматривал на нем желтые молочные пятна.

      – Мне здрасте, а Антону Ивановичу? Иль нашкодил чего, шалопай?

      – Не нашкодил.

      Я протянул ей бидон. Зеленый в белый горох.

      – Тара у вас новая. А прежний чего? Расколотил? Небось шмякнулся где-нибудь с бидоном, помял. Вы же носитесь как оглашенные! Мать-то где?

      – Дома, – ответил я полушепотом. Уж очень мне хотелось скорее убраться от этой бочки, от тети Тани и ее пропахшего скисшим молоком передника.

      – Глаза-то подними, когда со взрослыми разговариваешь. Передай ей, что больше тебе, охламону, молоко не отпущу. Это последний раз. Пусть сама ходит или учит тебя вежливости, прежде чем в люди выпускать.

      Молоко из большой блестящей плошки плюхнулось на дно бидона, заструилось белым потоком. Грохнула крышка, и тетя Таня вперилась в меня взглядом:

      – Ну?

      – Чего? – не понял я.

      – Деньги!

      Про деньги я забыл, так хотелось скорее улизнуть. Нашарил в кармане жеваную бумажку и протянул продавщице.

      – Мятая, – недовольно сказала она и подала мне полный бидон. – Сейчас сдачу сдам.

      Тетя Таня отвернулась к своей бочке. Там на приступочке стояла банка, туго набитая бумажками и мелочью. Я воспользовался моментом и аккуратно, чтобы не выплеснуть молоко из бидона, стал ретироваться. Сначала потихоньку, потом все быстрее и быстрее.

      – Куда-а-а! Сдачу забери, а то мамка скажет, что я тебя обсчитала.

      Я уже бежал к подъезду. По пути пару раз споткнулся, больно ударился коленом, но бидон не выпустил. Поднялся и помчал что было силы. Только бы успеть спрятаться, пока меня не догнал зычный голос тети Тани и все вокруг не узнали, что я охламон и хам, и что я забыл сдачу, и что вообще приходил сегодня утром за молоком.

      Темнота подъезда скрыла меня от любопытных глаз прохожих, которые пытались рассмотреть, кого на этот раз распекает молочница. И только тогда я понял, что половина молока из бидона сбежала и растеклась белой лужей на асфальте.

      За это мне влетело от Собачеллы. А чуть позже и от мамы. По несчастливой